Николай Некрасов - [22]

Вряд ли А. С. Некрасов был абсолютно непримиримым противником университетского образования. Если отбросить его мифические «самодурство» и деспотизм, он не имел для этого причин — в это время университет не только еще не был для молодых людей окружен тем ореолом храма науки, который приобрел стараниями блестящих московских профессоров в 1840-е годы, но и их консервативными родителями пока не воспринимался как «опасное» место, рассадник вольнодумства и крамолы — эту репутацию он приобрел существенно позднее. Скорее всего, против университета Алексей Сергеевич принципиальных возражений иметь не мог, тем более что его собственную волю — о поступлении сына в Дворянский полк — исполнить было невозможно. В воспоминаниях Валериана Александровича Панаева, знакомого с Некрасовым практически с самого его приезда в Петербург, утверждается даже, что отец знал о намерении сына поступить в университет и скорее был готов этому способствовать. «Тогда, — рассказывал Некрасов, — я объявил отцу, что не хочу учиться в гимназии, а хочу поступить в университет. Отец согласился отправить меня в Петербург, а не в Москву, потому что в Петербурге жила родственница, старуха Маркова. Дал мне пятьсот рублей ассигнационных и письмо к Марковой, чтобы она оказала покровительство его сыну и пристроила его для приготовления в университет». Этому рассказу тоже нельзя доверять безоглядно, но утверждение, что отец не только знал о желании Николая поступить в университет, но и не препятствовал ему, выглядит весьма правдоподобно.

Причина же конфликта заключается в том, что Некрасов решил не возвращаться в Грешнево, где он вполне мог готовиться к поступлению в университет на следующий год, а остаться в Петербурге. Когда биографы, говоря об этой истории, осуждают отца Некрасова за то, что он лишил сына средств к существованию, подразумевается, что он не давал Николаю денег на учебу в университете, так сказать, отрезал ему дорогу к просвещению. На самом деле Алексей Сергеевич просто не желал, а возможно, и не мог оплачивать содержание в таком дорогом городе, как Петербург, сына, с его точки зрения, неизвестно чем занимающегося, по сути, праздного, о чем наверняка сразу сообщил ему.

Почему Некрасов не вернулся в родные места, а остался в Петербурге, имея 150 (или 500, что всё равно крайне мало для годичного проживания в столице) рублей ассигнациями и без надежды на дальнейшую помощь от отца? Очевидно, дело было не в подготовке к поступлению в университет. Уроки можно было брать, существенно дешевле, в Ярославле, у учителей ничем не хуже описанных им в воспоминаниях. Очевидно, что молодой провинциал рассчитывал добиться «славы и денег» на поэтическом поприще, а для этого ему нужен был Петербург.

Несмотря на то что образование было для Некрасова скорее второстепенной целью, Санкт-Петербургский Императорский университет его действительно привлекал. В июле следующего года он пытался поступить на факультет восточных языков и получил «единицы» (тогда «единица» была положительной оценкой) на экзаменах по библейской истории и катехизису, географии и статистике, всеобщей истории, русской истории и «тройку» по российской словесности. На экзамен по латыни он не явился (возможно, сделав неправильный вывод из обещания Петра Александровича Плетнева, тронутого бедственным положением молодого провинциала, к тому же начинающего поэта, походатайствовать за него в Совете университета). Набранные баллы не давали возможности поступления. Виноват был сам Некрасов: поступавшие одновременно с ним пятеро выпускников той же ярославской гимназии — Андрей Глушицкий, Юрий Пальмин, Аркадий Покровский, Павел Ильенков и Ильдефонс Коссов — получили на экзаменах вполне приличные баллы и были приняты.

Некрасов, по его собственным словам, поддавшись убеждению Плетнева, 4 сентября подал прошение о принятии его вольнослушателем на философский факультет и после этого некоторое время ходил на университетские занятия. За право посещать лекции вольнослушатели платили 100 рублей ассигнациями в год. Такая сумма была, видимо, непосильна для юного Некрасова. Однако благодаря выданной по просьбе Алексея Сергеевича справке о неспособности оплачивать обучение сына — «свидетельству о бедности» (получение которого также подтверждает, что принципиальных возражений против университетского образования у старшего Некрасова не было) и, видимо, покровительству Плетнева Некрасов был освобожден от уплаты этой суммы. Статус вольнослушателя давал возможность не только присутствовать на лекциях, но и сдавать экзамены и даже защитить по окончании учебы научную работу. Одновременно он освобождал студента от всякого контроля со стороны администрации. В следующем году Некрасов снова пытался поступить в университет в качестве обычного студента, но уже на юридический факультет. В этот раз он сдал экзамены существенно успешнее — получил по российской словесности пять баллов; по Закону Божьему и латинскому языку — по три; по логике, немецкому, французскому языкам, истории, арифметике — по два; по греческому языку — полтора; по географии и статистике, математике, геометрии — по одному; по аналитике и алгебре — ноль. Набранных баллов снова недоставало для поступления. Тем не менее вольнослушателем университета Некрасов продолжал числиться довольно долго — он забрал документы и был «уволен» 24 июля 1841 года. Видимо, потребность в систематических знаниях тогда так и не пробудилась.