Николай Коробицын - [30]

После утверждения нового плана застройки Великого Устюга, о чем энергично хлопотал Булдаков, городские власти выделили ему одному из первых участок земли в размере двух кварталов на окраине города. Первоначально Михаил Матвеевич намеревался поставить свой дом фасадом на Успенскую улицу, но, по совету петербургского архитектора и родственников, решил строить дом на набережной реки Сухоны. У него был дом в Петербурге, а в Великий Устюг он собирался приезжать на летние месяцы всей семьей.

Булдаков пригласил Коробицына посмотреть его усадьбу. Двухэтажный с мезонином каменный дом был уже готов. Заканчивалось и возведение двух каменных флигелей со служебными помещениями: складами, оранжереей, теплицей и сараями для овощей и фруктов. Эти здания ждали еще штукатурных работ и покраски.

— Вот здесь, дальше, я и думаю высадить сад, — рассказывал Михаил Матвеевич, и у него загорелись глаза. — В саду будут два озера: малое — для плавания лебедей, а другое, большое, — для катания на лодках. Думаю, дети-то наши еще здесь поплавают, а, Николай Иванович? И беседки тут поставлю двухэтажные, в пригородах Петербурга видел — для чаепитий, настольных игр и чтения…

Они зашли в трактир на Успенской улице, заказали по две кружки пива и соленой рыбки.

— А тебе, Николай Иванович, поклон столичный от Евстрата Ивановича Деларова. У него радость большая и приятная очень: пришло официальное известие на Пасху, что именем его названа группа островов в Алеутской цепи. Они теперь называются «Острова Деларова». Я приглашал его поехать со мной в Устюг, но у него много сейчас хлопот, очередную экспедицию вокруг света организуем на шлюпе «Диана». Я и сам-то с большим трудом сюда вырвался.

А перед отъездом Булдаков зашел к Коробицыну, познакомился с женой Николая Ивановича, посадил на колени годовалого карапуза Сашку.

После чая Коробицын показал Михаилу Матвеевичу свои «Записки», читал отдельные главки из них. Булдаков обещал ходатайствовать в столице об их издании.

После отъезда Булдакова в Петербург Николай Иванович снова сел за свои дневниковые записи. Михаил Матвеевич убедил его в несомненной ценности и значимости их — ведь Коробицын побывал в Европе, Азии, Америке, в приполярных и экваториальных странах.

Он описывает Канарские острова и снова, как наяву, видит суровый берег, черные пористые камни — будто пена застыла на берегу. Слышит запах серы и видит пещеру, похожую на вход в преисподнюю.

Вспомнилось, что название Канарских островов происходит от латинского «канис», что означает «собака». Николай Иванович улыбнулся и решил назвать щенка, которого они недавно взяли в дом, Канисом.

Коробицын писал длинными зимними вечерами, когда домашние укладывались спать и в доме устанавливалась тишина, нарушаемая лишь боем старинных часов на стене. Свет от свечи в медном шандале падал на тетрадь и на уголок чернильницы.

Иногда он накидывал на себя тулуп и выходил во двор. Светила луна, снег искрился и казался посыпанным чем-то серебристым. Фонарь, горевший на улице возле их дома, отбрасывал на снег теплое пятно. Но было морозно и, потоптавшись недолго на улице, Коробицын возвращался домой, в свою жарко натопленную комнату. Выходила сонная Лиза в накинутой на голые плечи пушистой шали, говорила с укоризной:

— Опять ты засиделся, Коля, за своими мемуарами. Шел бы уж спать что ли, завтра ведь рано вставать тебе.

— Да-да, сейчас иду, еще немножко посижу только, — говорил он.

Сегодня ему почему-то вспомнился остров Пасхи, и жители его спешили к Коробицыну с товарищами навстречу, и несказанно синее море шумело у их ног.

«На берегу моря, на небольших возвышенностях довольное число находится сделанных из камня человеческого подобия по пояс большой величины монументов», — писал он, вспоминая этот остров.

Но особенно часто Коробицыну вспоминалась Русская Америка — остров Кадьяк у берегов Аляски, где хлеб был лакомством, а жившие там русские поселенцы, совсем как устюжане, выращивали в своих огородах картофель, редьку, репу и капусту.

На Кадьяке Коробицын познакомился с главным правителем Русской Америки Александром Андреевичем Барановым. Баранов интересовался товарами, которые прибыли на «Неве» из Петербурга, сетовал, что мало привезли продуктов: «У меня люди в Новоархангельске голодают». Он с интересом рассматривал привезенные произведения искусства и книги и все же говорил, что лучше бы привезли больше еды: муки, сахара и масла.

В Русской Америке Коробицын пробыл около года — руководил разгрузкой корабля, заготовлял провизию, принимал пушнину.

Сейчас в Устюге, работая над «Записками», Коробицын снова вспоминал алеутов и эскимосов с острова Кадьяк. Когда «Нева» отправилась в обратный путь, на ее борт взяли несколько алеутских мальчишек для обучения российской словесности и наукам. «Интересно, что-то сейчас стало с этими мальчишками?» — думал Николай Иванович.

Часто Коробицын рассказывал устюжанам и о китайском торговом порте Кантоне. Здесь был совершен первый крупный торговый обмен России с Китаем. Коробицын с успехом продал местным китайским купцам аляскинские меха, а от них получил чай, фарфор, жемчуг, специи и разные ткани.