Николай Коробицын - [3]

Российская академия наук жертвовала русским читателям в западном полушарии 219 книг. В их числе были сочинения Михаила Ломоносова, труды исследователя Камчатки Степана Крашенинникова, «История Российская от древнейших времен» Михаила Щербатова, издание 1734 года «Описание о Японе, содержащее в себе три части…».

Один из жертвователей подарил целое собрание книг о путешествиях иноземных мореплавателей Джеймса Кука, Джорджа Ванкувера, Жана Лаперуза, а также книги по истории Америки, Индии, Китая, Японии и других стран. Литератор Иван Дмитриев передал в русские владения в Северной Америке собрание своих басен и сказок. Было также отправлено издание поэм Михаила Хераскова и множество других книг.

Двенадцать картин лучших живописцев: Николая Уткина, Антона Лосенкова и других, 58 картонов и листов рисунков, изображение памятника полководцу Суворову, принесенное в дар Александром Бестужевым, отцом будущих декабристов, чугунный бюст Екатерины II — вот далеко не полный список предметов искусства, принятых на борт «Невы».

На остров Кадьяк отправлялись печати Русской Америки, медали для награждения героев исследования Аляски и пакет с указом о переименовании острова Ситка в остров Баранова.

В один из дней июня Коробицын приехал в Кронштадт представиться командиру корабля «Нева» капитан-лейтенанту Лисянскому.

Два стройных судна «Надежда» и «Нева» стояли рядом. На них были по три чуть-чуть наклонные мачты, из которых две передние — фок- и грот-мачты — были с реями, а задняя — бизань-мачта — была голая, без рей, на ней могли ставить только косые паруса.

На судне раздавались стук топоров и молотков, визг пил, лязг цепей. По палубе сновали плотники и слесари, конопатчики и маляры. Матросы в синих мокрых от пота рубахах спускали в трюмы солонину в бочках, галеты в ящиках, сливочное масло в запаянных железных банках, крупу, соль, муку, горох в кулях. Погрузка шла полным ходом.

На шлюпе «Нева» приятно пахло соломой. Стоявший у входа в капитанскую каюту молодой вестовой доложил капитану и впустил Коробицына в каюту. Юрий Федорович Лисянский, сидевший за небольшим письменным столом, поднялся навстречу и крепко пожал ему руку. Лицо по-флотски подтянутого капитана было тщательно выбрито и обрамлялось бакенбардами. Коробицын бегло окинул взглядом светлую каюту, богато отделанную щитками из нежно-палевой карельской березы.

Во время непродолжительного разговора Коробицын отметил про себя доброжелательность Лисянского, его эрудицию, желание вникнуть в коммерческие дела. В тот же день Коробицын, уладив все дела во временной конторе компании в Кронштадте и повидавшись там с Деларовым, уехал обратно в Санкт-Петербург.

А через несколько дней, когда еще продолжалась погрузка кораблей, их посетил государь император. («Удостоил оных своим присутствием», — так записал Коробицын в своем дневнике.)

Подготовка к царскому смотру началась за неделю. Всюду наводили порядок и чистоту. Лопатили мокрую палубу, подкрашивали борта, надраивали до блеска медяшку. Погрузку в день посещения кораблей императором приостановили.

Корабли разукрасили разноцветными флагами на леерах, протянутых от носа до самой кормы через верхушки мачт.

Лицо Александра I было бледное, будничное. Он поздоровался с офицерами и командой.

— Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! — постарались матросы.

Царь обратился к команде «Надежды» с краткой речью:

— Желаю вам победоносного похода и благополучного возвращения на родину.

Команда ответила криком «Ура!».

Затем царь со свитой и адмиралами перебрался на «Неву», и церемония повторилась.

7 июля «Надежда» и «Нева», окончив погрузку, вышли из гавани и стали на Кронштадтском рейде в двух верстах от гавани.

10 июля Николай Иванович Коробицын получил от Главного правления Российско-Американской компании инструкцию, предписание и другие необходимые бумаги, деньги для корабельных издержек в пути (в шпанских серебряных пиастрах) и отправился из Петербурга шлюпкою на корабль.

Вечером он встретился с офицерами в кают-компании. Все они уже давно были на корабле: и щеголеватый лейтенант флота Павел Арбузов, и медлительный, разносторонне образованный лейтенант Петр Повалишин, и мичманы Федор Коведяев и Василий Берг, и штурман Даниил Калинин. Вместе с Коробицыным прибыл и доктор, коллежский асессор Мориц Моисеевич Либанд, человек малоразговорчивый, но считавшийся прекрасным специалистом. Позже Коробицын подружился с ним. Самым словоохотливым оказался иеромонах отец Гедеон. Он единственный из посольской свиты кавалера двора Его Императорского Величества Николая Петровича Резанова, назначенного посланником в Японию и размещавшегося на корабле «Надежда», все плавание находился на «Неве».

Резанов прибыл на «Надежду» в сопровождении министра графа Румянцева и вице-адмирала Чичагова, которые в тот же день возвратились в Петербург.

На обоих кораблях все было готово к отплытию.

26-го июля в 8 часов утра с корабля «Надежда» выстрелом из пушки дали сигнал «Сниматься с якоря!».

В 10 часов при тихом зюйд-зюйд-весте подняли паруса, «предприемля путь нашего вояжа» (так не без торжественности записал Коробицын в дневнике).