Николай Клюев - [257]
После оперативного приказа № 00 447 наркома внутренних дел Николая Ежова от 30 июля 1937 года, где говорилось о необходимости провести репрессии среди «бывших кулаков… социально опасных элементов… уголовников… сектантских активистов… церковников…», Эйхе «выбил» лимит в 10 800 жителей Западно-Сибирского края, подлежащих расстрелу, без указания числа обречённых на высылку. Его перещеголял лишь Никита Хрущёв, обозначивший по Московской области число подлежащих репрессиям в 41 305 человек.
И началась настоящая бойня, более всего напоминающая «красный террор» 1918 года, правда, без огласки. Гибли простые люди вперемежку с деятелями партийного руководства, только-только потиравшими руки от предвкушения своей расправы над населением.
Из протокола допроса Никиты Ширинского-Шихматова от 19 июля 1937 года:
«ВОПРОС: Вам известен Клюев Николай Алексеевич?
ОТВЕТ: Да, Клюева Николая Алексеевича я знаю, он отбывает ссылку в гор. Томске за контрреволюционные преступления.
ВОПРОС: Вы признали, что являетесь сторонником монархического строя в России. Скажите, с кем Вы из своих знакомых говорили по вопросу борьбы с советской властью и восстановления монархии в СССР?
ОТВЕТ: Об этом я говорил с Николаем Алексеевичем Клюевым. Мы считали, что советская власть рано или поздно должна быть свергнута силами извне, т. е. путём военного выступления капиталистических государств против СССР…
ВОПРОС: Кем и когда Вы были привлечены в… контрреволюционную организацию?
ОТВЕТ: В состав кадетско-монархической организации я вошёл через Клюева Николая Алексеевича в конце сентября 1936 г<ода> или начале 1937 года.
ВОПРОС: При каких обстоятельствах Вы были вовлечены в состав контрреволюционной организации?
ОТВЕТ: После ряда бесед на контрреволюционные темы с Клюевым Николаем Алексеевичем он сообщил мне, что в г. Томске существует контрреволюционная монархическая организация, ставящая своей задачей вооружённое свержение советской власти…»
Через два дня было вынесено постановление о продлении сроков следствия. Число участников «организации» всё увеличивалось, всё новые и новые подследственные давали показания о том, что Клюев якобы говорил, что, дескать, «недолго осталось коммунистам существовать, скоро мы станем хозяевами России и восторжествуем», и ещё, что «конец 1937 года должен быть началом беспощадной борьбы и уничтожения коммунистов» и что «Япония и Германия придут к нам в качестве наших освободителей»… Чем страшнее — тем лучше!
Наконец, 9 октября сотрудником Томского ГО НКВД Чагиным был допрошен сам Клюев. Он заявил, что виновным себя не признаёт, ни в какой контрреволюционной организации не состоял и к свержению советской власти не готовился. Заявил, что убеждённый монархист, не желая вступать по этому вопросу ни в какую полемику со следователем. Признал (точнее, согласился с допрашивающим, очевидно, желая кончить всё это поскорее), что «действительно продал свои труды представителям иностранной буржуазии», что «знал, что на советскую власть должны рано или поздно выступить фашистские страны» и «был настроен пораженчески», но «в контрреволюционной организации не состоял», с членами «организации» беседовал о церковных делах, в разговорах «выражал недовольство соввластью»… Следователь как будто не слышал — перед ним лежали подробные показания остальных арестованных, складывающиеся в цельную картину.
«ВОПРОС: Следствием вы достаточно обличены. Что вы можете заявить правдиво об организации?
ОТВЕТ: Больше показаний давать не желаю».
Такого ответа не дал на допросах ни один из обвиняемых по так называемому «делу» «Союза Спасения России».
Подпись под протоколом уже почти невозможно разобрать — рука не слушалась.
В обвинительном заключении по делу № 12 301 за подписью капитана госбезопасности Овчинникова указано, что «Клюев виновным признал себя частично». А 13 октября датирована выписка из протокола № 45/10 заседания тройки управления НКВД Новосибирской области, постановившей: «Клюева Николая Алексеевича РАССТРЕЛЯТЬ. Лично принадлежащее ему имущество конфисковать».
И, судя по документам, тюремной жизни поэту было отпущено ещё десять дней.
…Здание пересыльной тюрьмы в Томске, где сидели в своё время и Сталин, и Свердлов, и Киров, доживает свои последние дни перед скорым сносом. В старом корпусе № 1 есть карцер № 3, ныне не используемый по назначению. На двери карцера прикреплена табличка: «В этой камере с июня по октябрь 1937 года содержался поэт Клюев Н. А. (1884–1937)».
Сама камера размером в три квадратных метра с окошком для выдачи пищи. В углу у параши — кандальное кольцо, оставшееся ещё от царских времён. Запах тюрьмы не убивается даже свежей краской. Сгущенность воздуха такова, что кажется, вокруг тебя — души всех прошедших через эту камеру…
Едва ли Николай Алексеевич дожидался расстрела, как другие заключённые. Очевидно, он уже умирал.
«Выписка из акта» свидетельствует, что «постановление Тройки УНКВД от 13 октября месяца 1937 года о расстреле Клюева Николая Алексеевича» приведено в исполнение «23–25/Х 1937 г<ода>». Ни точный день, ни час приведения приговора в исполнение не указан, и вместо подписи сотрудника оперштаба — нечто неразборчивое.
Эта книга принципиально отличается от всех ранее изданных книг о Есенине, поскольку ее созданию не мешали никакие идеологические догмы. В процессе работы авторам удалось познакомиться с громадным количеством архивных документов, ранее недоступных. В книге прослеживаются сюжетные линии, до сих пор не разработанные в литературе: Есенин и Троцкий, Есенин и Сталин, Есенин и семья Романовых. По-новому освещены взаимоотношения поэта с Зинаидой Райх, Айседорой Дункан и другими спутницами жизни, роль Есенина в становлении русского национализма 1920-х годов.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.