Николай II. Распутин. Немецкие погромы. Убийство Распутина. Изуверское убийство всей царской семьи, доктора и прислуги. Барон Эдуард Фальц-Фейн - [42]

Таким образом он записал своё имя кровавыми чернилами в книгу истории.

Вот как Медведев описывает убийство. «…Часть ушла (прислуги. — Прим. автора), а те, кто остался, заявили, что желают разделить участь монарха. Пусть и разделяют… Белобородов спрашивает меня: “Примешь участие?”. “По указу Николая II я судился и сидел в тюрьме. Безусловно, приму!”.

Трое латышей отказались участвовать в расстреле. В отряде осталось семь человек-латышей. Далеко за полночь Яков Михайлович (Юровский. — Прим. автора) проходит в комнаты доктора Боткина и царя, просит одеться, умыться и быть готовыми к спуску в полуподвальное укрытие. Примерно с час Романовы приводят себя в порядок после сна, наконец около трёх часов ночи они готовы. Юровский предлагает нам взять пять оставшихся наганов… Оставшийся револьвер берёт сначала Юровский (у него в кобуре десятизарядный маузер), но затем отдаёт его Ермакову, и тот затыкает себе за пояс третий наган. Все мы невольно улыбаемся, глядя на его воинственный облик… Стремительно входит Юровский и становится рядом со мной. Царь вопросительно смотрит на него. Слышу зычный голос Якова Михайловича: “Прошу всех встать!”. Легко, по-военному, встал Николай II, зло сверкнув глазами, нехотя поднялась со стула Александра Фёдоровна. В комнату вошёл и выстроился как раз против неё и дочерей отряд латышей: пять человек в первом ряду и двое — с винтовками — во втором. Царица перекрестилась. Стало так тихо, что со двора через окно слышно, как тарахтит мотор грузовика. Юровский на полшага выходит вперёд и обращается к царю: “Николай Александрович! Попытки ваших единомышленников спасти вас не увенчались успехом! И вот в тяжёлую годину для Советской республики… — Яков Михайлович повышает голос и рукой рубит воздух. — На нас возложена миссия покончить с домом Романовых!”.

Женские крики: “Боже мой!”, “Ах!”, “Ох!” Николай Второй быстро бормочет: ”Господи боже мой! Господи боже мой! Что ж это такое?!”. “А вот что такое!” — говорит Юровский, вынимая из кобуры маузер. “Так нас никуда не повезут?” — спрашивает глухим голосом Боткин.

Юровский хочет ему что-то ответить, но я уже спускаю курок своего браунинга и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим вторым выстрелом раздаётся первый залп латышей и моих товарищей справа и слева. Юровский и Ермаков тоже стреляют в грудь Николая II и почти в ухо. На моём пятом выстреле Николай II валится снопом на спину. Женский визг и стоны, вижу, как падает Боткин, у стены оседает лакей и валится на колени повар. Белая подушка двинулась от двери в правый угол комнаты. В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же упала, сраженная выстрелами Ермакова, который палит уже из второго нагана… Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик: ”Слава Богу! Меня Бог спас!”. Шатаясь, подымается уцелевшая горничная — она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули… Двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прокалывают горничную. От её предсмертного крика очнулся и часто застонал легко раненый Алексей — он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего маузера. Парень затих и медленно сползает на пол к ногам отца… Щупаем пульс у Николая — он весь изрешеченный пулями, мертв. Осматриваем остальных и достреливаем из кольта и ермаковского нагана ещё живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны… Красноармеец принёс на штыке комнатную собачонку Анастасии. Когда мы шли мимо двери (на лестницу во второй этаж), из-за створок раздался протяжный жалобный вой — последний салют императору Всероссийскому. Труп пёсика бросили рядом с царским. “Собакам — собачья смерть!” — презрительно сказал Голощекин…

Сопровождаю каждый труп: теперь уже сообразили из двух толстых палок и одеял связать какое-то подобие носилок. Замечаю, что в комнате во время укладки красноармейцы снимают с трупов кольца, брошки и прячут их в карманы. После того как все уложены в кузов, советую Юровскому обыскать носильщиков. “Сделаем проще”, — говорит он и приказывает всем подняться на второй этаж к комендантской комнате. Выстраивает красноармейцев и говорит: “Предлагаю выложить на стол из карманов все драгоценности, снятые с Романовых. На размышление — полминуты. Затем обыщу каждого, у кого найду — расстрел на месте! Мародёрства я не допущу. Поняли все?”. “Да мы просто так, взяли на память о событии, — смущённо шумят красноармейцы. — Чтобы не пропало”. На столе в минуту вырастает горка золотых вещей: бриллиантовые брошки, жемчужные ожерелья, обручальные кольца, алмазные булавки, золотые карманные часы Николая II и доктора Боткина и другие предметы…»

Вот что написал в январе 1964 года сын Кудрина советскому лидеру Н. Хрущёву: «Умирая, папа просил поздравить Вас 17 апреля 1964 г., в день Вашего 70-летия, пожелать доброго здоровья и лично передать Вам от его имени в подарок историческую реликвию нашей семьи — пистолет системы "Браунинг" № 389965, из которого отец в ночь на 17 июля 1918 года расстреливал в Екатеринбурге последнего русского царя Николая Второго (гражданина Романова Н. А.) и его семью, а также передать Вам воспоминания папы о ликвидации Романовых, царствовавших в России более 300 лет…».