Николай II. Пленник самодержавия - [30]

При русском дворе Алиса встретила странный прием: с одной стороны, возможная невеста цесаревича, с другой — представительница маленького немецкого герцогства, и только. Тем более что Alix была в России уже не в первый раз: в 1884 году она приезжала на свадьбу сестры. Уже тогда говорили, что она — невеста цесаревича, а ее сестру Ирену пророчили в жены великому князю Михаилу Михайловичу. Но тогда оба великих князя сторонились гессенских принцесс, не танцевали с ними. «Алиса тогда была очень мила, с большими распущенными волосами. Мило себя держала», — вспоминала А. Богданович. Впрочем, относительно чувств шестнадцатилетнего наследника и двенадцатилетней девочки существуют и другие мнения, подтверждаемые более поздними записями в дневнике самого Николая II. «Моя мечта, — писал он в декабре 1891 года, — когда-либо жениться на Алисе Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 года, когда она провела шесть недель в Петербурге».

Мечта осуществилась в 1894 году, и до этого произошло много событий (не будем забывать, что начало 1890-х — время бурного романа наследника и балерины Кшесинской). Конечно, желание нарисовать картину идеальной истории любви вполне объяснимо, хотя и не всегда оправданно: жизнь сложнее самой красивой сказки.

Двадцатилетний цесаревич не вызывал у современников восхищения, на фоне отца он явно проигрывал: невысокого роста скромный офицер. Его заурядный вид, невыразительное лицо и простота в обхождении воспринимались великосветской публикой как крупный недостаток, простительный гусару, но не наследнику. Кто всерьез воспринимал его чувства? Когда 28 февраля 1889 года великий герцог Гессенский уехал из России, вопрос о принцессе Алисе как о невесте цесаревича так и остался открытым. В Москве даже говорили, что «Алиса не возвратится», добавляя при этом: мысль о браке между наследником и принцессой, «по-видимому, оставлена и той, и другой стороной»[38]. Впоследствии Б. А. Энгельгардт, вспоминая историю появления в России Alix, отмечал, что ее кандидатуру не одобрил Александр III «и она отправлена была восвояси. В связи с этим высшее петербургское общество отнеслось к ней без особого почтения, и она навсегда запомнила это». Унижение действительно может воспитать. И в 1889 году юная гессенская принцесса подобное воспитание получила, уехав домой без всяких гарантий и обещаний.

В конце 1889 года вновь заговорили о возможности брака цесаревича с Маргаритой Прусской, сестрой Вильгельма II. А. В. Богданович 3 ноября записала в дневнике, сославшись на разговоры на бирже, будто свадьба наследника на германской принцессе «вчера порешена». Несколькими днями позже граф С. Е. Кушелев сообщил Богданович, что императрица Мария Федоровна «последние дни очень невесела, ибо ее тревожит предстоящая женитьба сына на Маргарите, которая очень нехороша собой». Заметив далее, что «и наследник невидный», Кушелев высказал мысль о вырождении царской стати, попутно отметив отсутствие в цесаревиче грации, его неловкость и скудость умственного развития (в отличие от развития физического).

Помимо вопроса «о красоте» был и другой, не менее важный: военный агент французского посольства генерал Л. Э. Мулен (Moulin) был встревожен слухами о возможном брачном союзе между Романовыми и Гогенцоллернами, полагая, что это оттолкнет от России Францию. При этом на официальном уровне подобные слухи никак не комментировались, например, при встрече в том же ноябре министра иностранных дел России Н. К. Гирса с послом Германии генералом Г. Л. Швейницем. Последний вообще не касался щекотливого вопроса о браке цесаревича с Маргаритой Прусской (хотя в немецких газетах появлялись сообщения о пылкой влюбленности русского великого князя). Журналисты говорили даже, что император Вильгельм не соглашается на свадьбу, так как в случае замужества сестра должна будет поменять веру, но русский монарх согласен сделать уступку. «Все это так глупо выдумано», — резюмировала услышанное А. В. Богданович.

Политические последствия подобных «глупостей» могли быть самыми серьезными — в феврале 1892 года В. Н. Ламздорф узнал, что его коллега, по своим делам посетивший «Лионский кредит», стал свидетелем внезапного и весьма значительного повышения стоимости российских ценных бумаг («нашего курса»), объяснявшегося «полученным в Берлине известием, что великий князь наследник будет объявлен женихом принцессы Маргариты, сестры германского императора! Бедные биржевики, — по словам графа, — твердо верят в этот слух». Уже скоро стало понятно, что слух был сильно преувеличен. А в апреле 1892 года в придворных кругах появились планы женить цесаревича на принцессе Шаумбург-Липпе, сестре вюртембергской королевы и любимой внучатой племяннице датской королевы — бабушки Николая Александровича. Случай (золотая свадьба датской королевской четы) должен был свести молодых людей в Копенгагене. Состоявшаяся вскоре поездка никаких матримониальных последствий не имела: цесаревич, оставив родителей, покинул Данию в начале июня, дабы принять участие в красносельском лагерном сборе и встретиться с Матильдой Кшесинской.