Николай II. Пленник самодержавия - [28]

) он был в театре, и я его увидела впервые после путешествия. Я была счастлива, но это счастье длилось недолго. Вскоре он уехал с родителями в Данию и вернулся в Петербург лишь к концу года». Но роман не закончился, о нем почти открыто говорили в великосветских салонах столицы.

Их знакомство произошло весной 1890 года. 23 марта в присутствии царской семьи в балетной школе состоялся выпускной экзамен, на котором Александр III обратился к начинающей танцовщице со словами: «Будьте украшением и славою нашего балета». Затем был ужин, на котором Кшесинская сидела рядом с наследником. Царь, улыбаясь, сказал им: «Смотрите, только не флиртуйте слишком». Все было трогательно и наивно. На склоне лет Матильда Феликсовна вспоминала, что она сразу влюбилась в наследника и, прощаясь с ним после ужина, смотрела на него (как и он на нее) не так, как при встрече: «В его душу, как и в мою, уже вкралось чувство влечения, хоть мы и не отдавали себе в этом отчета». То было первое романтическое чувство в жизни будущего императора, чувство, которое он сохранил, даже женившись и став примерным семьянином. Грязные слухи, как паутина, окутали историю этого романа, который преподносили в качестве очередного «доказательства» слабости Николая II. Ф. А. Головин, например, вспоминая сплетни о его связи с балериной Кшесинской, не забыл и «утку» о том, «что связь эта была подготовлена по желанию Александра III как лекарство от дурной привычки, которою страдал Николай». Что делать! Желание доказать, что тот, кого ты не любишь, не имеет ни одного положительного качества, — старо как мир. Часто сплетня становится самодовлеющим психологическим фактором, формируя желаемый для ее распространителя отрицательный образ исторического деятеля, в нашем случае — образ последнего русского самодержца. Влиянию современников порой поддаются исследователи и, схематизируя обыкновенную любовную историю, «роман», пишут о «санкционированном своеволии», еще одном, по словам Р. С. Уортмана, ритуале «инициации для взрослеющего молодого человека»! Получается сложный разговор о простых человеческих чувствах.

…Первоначально встречи великого князя и балерины были случайными. Но чем дальше, тем больше разгорались их чувства. Будучи летом в Красном Селе, наследник часто приходил на представления, находя время для разговора с Кшесинской. О его чувствах можно судить по дневнику за 1890 год.

«10 июля, вторник: Был в театре, ходил на сцену.

17 июля, вторник: Кшесинская 2-я мне положительно очень нравится.

30 июля, понедельник: Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно.

31 июля, вторник: После закуски в последний раз заехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской.

1 августа, среда: В 12 часов было освящение штандартов. Стояние у театра дразнило воспоминания».

Дальнейшее известно: вскоре наследник уехал на Восток. По возвращении его встречи с Кшесинской возобновились. Они вместе совершали прогулки по городу. Во время одной из таких прогулок балерина простудилась (на глазу вскочил фурункул), и Николай приехал ее навестить. Он стал для нее просто Ники. С тех пор встречи приняли регулярный характер: он приезжал к своей возлюбленной по вечерам. Навещать балерину стали и другие члены дома Романовых — Георгий, Александр, Сергей Михайловичи. Последний годы спустя стал ее гражданским мужем… Наследник привозил подарки, которые «Маля» Кшесинская, дабы его не огорчать (как она сама писала) — принимала. Постепенно их роман оброс странными подробностями, в которых правда соседствовала с выдумками. Известный столичный издатель и меценат, «петербургский король Лир» А. С. Суворин писал в дневнике, что их встречи происходят на квартире ее родителей, «которые устраняются и притворяются, что ничего не знают». 8 февраля 1893 года Суворин отметил в дневнике, что цесаревич не нанимает своей пассии квартиры «и ругает родителя, который держит ее ребенком, хотя 25 лет. Очень неразговорчив, вообще сер, пьет коньяк и сидит у Кшесинской по пять-шесть часов, так что очень скучает и жалуется на скуку».

Сплетня рождает сплетню, слух — слух. Не прошло и двух недель после того, как Суворин занес в дневник информацию о связи наследника и Кшесинской, а его родственник — некий А. П. Коломнин в беседе с хозяйкой «правого» салона А. В. Богданович, перепутав возраст балерины и подчеркнув, что она «не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая», заявил, что цесаревич упросил отца «два года не жениться». А. В. Богданович, в свою очередь, не замедлила занести его слова в свой дневник. Высокопоставленный Петербург гудел как растревоженный улей, истории множились и передавались из уст в уста. Убежденный в необходимости скорейшей женитьбы цесаревича, член военно-учебного комитета Главного штаба Г. И. Бобриков рассказывал своей конфидентке А. В. Богданович, будто Николай писал Кшесинской о том, что скоро закончит поститься («говеть») «и тогда с ней „заживут генералами“», что «Кшесинская очень заважничала с тех пор, как находится для les bonnes grâces» [особых милостей]. Все эти рассказы, очевидно, не способствовали укреплению популярности наследника престола, который представал в них человеком, не соответствующим своему высокому положению. Вопрос о женитьбе на М. Кшесинской, разумеется, и не поднимался. Создавалось странное положение, которое необходимо было скорейшим образом исправить. Понимал это и сам великий князь.