Николай II. Пленник самодержавия - [31]

Однако разговоры о его браке не прекращались, и в 1893 году поползли слухи о желании императрицы Марии Федоровны женить сына на принцессе Алисе Гессенской (до того «отвергнутой»), но препятствием якобы стало нежелание цесаревича, «так как она на целую голову выше наследника». В то же время в Копенгагене, где гостила семья русского царя, заговорили о возможности брака старшего сына императора Всероссийского и дочери графа Парижского — принцессы Орлеанского дома Елены (правнучки последнего короля Франции Луи Филиппа), но в Данию граф «приехал один с сыном, дочь не привез». И это предположение не оправдалось (хотя брак с французской принцессой был выгоден с точки зрения внешнеполитических интересов Российской империи, а император Александр III склонялся к заключению брачного союза своего наследника и Елены Орлеанской). А что чувствовал сам наследник? Очевидно, он осознавал свою ответственность перед страной и семьей и не мог не думать о грядущей помолвке и браке. Даже М. Кшесинская, если верить ее воспоминаниям, с лета 1893 года стала замечать, что ее любимый Ники все менее и менее был свободен в своих поступках.

Разговоры об Алисе Гессенской как о наиболее подходящей для цесаревича невесте зазвучали решительнее. Но разговоры — это только разговоры. Окончательно все решилось в роковом для страны и для цесаревича 1894 году. В январе серьезно заболел Александр III. Тогда никто не предполагал, что император доживает последние месяцы и что власть перейдет к его старшему сыну, совсем не подготовленному к управлению великой державой. Роман с балериной продолжался, наследник регулярно посещал ее дом. По Петербургу пронеслась молва о бурных объяснениях державного отца с сыном, которого, согласно дневниковой записи Ламздорфа от 30 января 1894 года, в обществе почему-то стали именовать «дрянным мальчишкой».

Много лет спустя С. Ю. Витте, испытывавший антипатию к супруге императора Николая II, не без ехидства описал историю ее помолвки, вспомнив и о том, что первоначально, «на смотринах», Alix не понравилась. Прошло два года, писал Витте, «цесаревичу невесты не нашли, да серьезно и не искали, что было серьезной политической ошибкой. Цесаревич, естественно, спутался с танцовщицей Кшесинской (полькой). Об этом Александр III не знал, но это подняло приближенных, все советовавших скорее женить наследника. Наконец, император заболел. Он и сам решил скорее женить сына. Вспомнили опять о забракованной невесте Алисе Дармштадтской. Послали туда наследника делать предложение». Получается, все было сделано в спешке — если бы не болезнь императора, то дочь великого герцога Гессенского не стала бы невестой русского цесаревича. Сказанное интересно само по себе, не как достоверная информация, а как характеристика Alix. Негативное отношение к ней тогда доминировало.

Показательно также, что весной 1894 года, когда цесаревич в окружении дядей — великих князей Владимира, Сергея и Павла Александровичей, а также великих княгинь Елизаветы Федоровны и Марии Павловны отправился в Кобург просить руки принцессы Гессенской, по столице передавали сплетню об упреках, которые Матильда Кшесинская делала своему возлюбленному за то, что он едет к своей «подлой Алиске», «и что будто бы Его Императорское Высочество применил тот же самый изящный эпитет, протестуя против намерения женить его». Безусловно, не следует обращать внимания на слухи, но они показывают отношение высшего общества к наследнику. Даже министр иностранных дел сомневался, «чтобы великий князь решился на женитьбу», зная о его регулярных посещениях Матильды Кшесинской. Петербургский градоначальник генерал В. В. Валь жаловался на трудности, возникавшие при организации охраны наследника, не желавшего, чтобы за ним следили. Однажды, увидев полицейского, он заявил Валю: «„Если я еще раз замечу кого-нибудь из этих наблюдателей, я ему морду разобью — знайте это“. Если услышанное мною соответствует действительности, — отмечал граф В. Н. Ламздорф 4 апреля 1894 года, — то будущее многообещающе! Впрочем, некоторые из молодых людей, близких к наследнику, считают, что он представляет собой подрастающего Павла I». На последнее обстоятельство стоит обратить внимание — в дальнейшем нам еще придется вспоминать современников последнего царя, сравнивавших его с несчастным сыном Екатерины Великой. Впрочем, некоторые черты характера Николая Александровича уже в начале 1890-х годов вызывали у современников опасения. «Про цесаревича Плеве (будущий министр внутренних дел. — С. Ф.) сказал, — записала в дневнике А. В. Богданович 18 апреля 1894 года, — что он упрям, воздействия и советов не терпит. Даже в мелочах, когда какая-то форма бумаги требует подписи „согласен“, он „согласен“ не напишет, а напишет — „разрешаю“, и наоборот». Чем не Павел I (разумеется, в том виде, в каком его привыкли изображать историки)!

Как бы то ни было, но именно в апреле произошло событие, круто изменившее судьбу наследника: 2 апреля 1894 года он выехал в Германию, а 5-го в Кобурге встретился с принцессой Алисой. «Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе очень боялся, — записал он в дневнике 5 апреля 1894 года. — Говорили до 12 часов (то есть два часа — с 10 часов утра.