Николай I - [35]
27 ноября, когда между 11 и 12 часами служили обедню перед предполагаемым молебном во здравие Александра I в Малой церкви Зимнего дворца, камердинер Марии Федоровны Грим через стеклянную дверь в ризницу, где находились Мария Федоровна, Николай Павлович и Александра Федоровна, подал условленный знак. В своем дневнике Николай Павлович запишет: «… Во время молебна Гримм стучится в дверь, выхожу тотчас; в библиотеке, батюшки (выделено в тексте. — Л. В.); по фигуре Милорадовича вижу, что все потеряно, что все кончено, что нашего Ангела нет больше на этом свете!»>{254} Впрочем, несмотря на потрясение, Николай Павлович не забыл осведомиться о подлиннике письма. Ему ответили, что оно у генерала А. Н. Потапова. Когда Марии Федоровне сообщили о смерти сына, она упала, потеряв сознание, и была выведена из ризницы Александрой Федоровной. По другой версии, запечатленной секретарем Марии Федоровны Г. И. Вилламовым, это он вместе с лейб-медиком И. Ф. Рюлем принес скорбную весть Николаю Павловичу, когда тот находился в кабинете вдовствующей императрицы.
Как бы там ни было, сразу же после этого известия Николай Павлович, уже все для себя решив, направился в сопровождении присутствующих в Большую церковь Зимнего дворца для принесения присяги. Но так как ремонт церкви еще не был завершен, минут через десять все вновь вернулись через северные двери в Малую церковь. Николай Павлович приказал отцу П. В. Криницкому поставить аналой и положить на него Евангелие. Принесли присяжный лист, и Николай Павлович приказал священнику читать присягу. Дрожащим голосом, задыхаясь от рыданий, великий князь повторял за священником слова присяги, причем, как хороший актер, имя Константина Павловича произнес твердым и громким голосом. По официальной версии, он поспешил принести присягу добровольно, из чисто благородных побуждений. Вот как писал об этом один из составителей сборника, посвященного столетию Военного министерства, полковник Н. А. Данилов: «Здесь явилось смирение и самоотвержение, поставившее великого князя Николая превыше властолюбивых увлечений. Он решительно отвергает вручаемое ему обольстительное самодержавие, упорно настаивает предоставить державу старшему брату и первый присягает императору Константину, а за ним безмолвно и все присутствующие»>{255}.
Уже около двух часов пополудни собрался Государственный совет. Князь А. Н. Голицын сообщил о запечатанных конвертах, которые следовало вскрыть прежде всякого другого действия. Пакет распечатали и манифест Александра I от 16 августа 1823 года прочли. Но это было распоряжение уже умершего императора, и мнения разделились. Пригласили отсутствующего члена Совета М. А. Милорадовича, который объявил, что Николай Павлович и войска присягнули Константину Павловичу, и предложил Государственному совету сделать то же. Его мнение было поддержано председателем одного из департаментов Государственного совета и Вольного экономического общества, вице-президентом Адмиралтейств-коллегии, членом Комитета министров, одним из крупных пайщиков Российско-Американской компании и убежденным сторонником конституционной монархии адмиралом H. С. Мордвиновым. Это было открытое давление на решение о присяге. Чтобы прояснить обстановку, решили пригласить самого Николая Павловича, но поскольку тот не был членом Государственного совета и на этом основании прийти отказался, все члены Совета в полном составе сами отправились к великому князю, тем более что заседания Совета тогда проходили в том же Зимнем дворце. В приемной зале апартаментов Михаила Павловича великий князь Николай Павлович со слезами на глазах предложил принести присягу Константину ради спокойствия государства. В ответ раздались рыдания некоторых членов Совета и даже возгласы: «Какой великодушный подвиг!» Свидетель тех событий военный министр А. И. Татищев впоследствии рассказывал: «…Великий князь Николай был действительно велик душою и характером. Звонкий голос его потрясал всех нас, а твердая воля убеждала. Никто из нас не пикнул и, как стадо овец, мы за ним начали присягать Константину, хотя некоторым и казалось это несправедливым, потому что воля покойного императора должна быть священною, тем более что цесаревич Константин добровольно отрекся от престола»>{256}. Парадоксальным было то, что в войсках гвардии, расквартированных в столице, присяга началась раньше, чем в высших государственных учреждениях! И все-таки Николай Павлович не мог быть вполне искренним, как бы ему этого ни хотелось и как бы ему в этом ни хотелось убедить самого себя.
Как отмечает современный историк, неожиданная смерть Александра I дала Марии Федоровне еще один шанс: «При дворе у нее, в прошлом Виртембергской принцессы, была своя — немецкая партия. Основу ее составляли родной брат вдовствующей императрицы Александр Виртембергский, главноуправляющий ведомством путей сообщения, и Е. Ф. Канкрин, также германского происхождения, министр финансов. Сторонниками Марии Федоровны были председатель Государственного совета П. В. Лопухин и замещающий его на этом посту А. Б. Куракин. Мария Федоровна возглавляла ряд благотворительных учреждений и весьма успешно занималась коммерцией на почве благотворительности. Она была связана с финансовыми вельможно-аристократическими кругами, объединенными интересами Российско-Американской компании, которая стремилась направить русскую экспансию в Северную Америку, в Калифорнию, на Гаити, Сандвичевы (Гавайские.
