Николай I - [249]
В 1837 году Александр Николаевич совершил большое ознакомительное путешествие по России. На следующий год родителям пришлось всерьез обеспокоиться за судьбу наследника в связи с его романом с фрейлиной Ольгой Калиновской (в первом браке Плаутина, во втором — Огинская). Александра Николаевича отправили в Европу в образовательное путешествие, но после возвращения весной 1840 года, по свидетельству сестры, «его любовь к Ольге Калиновской снова разгорелась жарким пламенем». «Он доверился, — пишет Ольга Николаевна, — дяде Михаилу, и тот, вместо того, чтобы призвать его к благоразумию, указал ему на свой собственный брак, жертвой которого он был, женившись не по любви. Папа был очень недоволен слабостью Саши»>{1719}. Фрейлине Калиновской пришлось отказать от двора. Ее приняли польские родственники. Только весной 1840 года Александр Николаевич, как пишет его сестра Ольга Николаевна, «раскаялся в своем заблуждении и уехал весной в Германию. 4 марта в Дармштадте была объявлена его помолвка». Николай Павлович и Мария Федоровна были счастливы. Мари (Мария Александровна) быстро завоевала все сердца, и Николай Павлович начинал к ней письма словами: «Благословенно Твое Имя Мария»>{1720}.
Обучением второго сына — Константина Николаевича, готовившегося для руководства военно-морским ведомством, с 1832 года занимался известный мореплаватель адмирал (тогда контр-адмирал) Ф. П. Литке. В письме к В. А. Жуковскому от 17 (29) октября 1841 года из Царского Села он писал о принципах воспитания для четырнадцатилетнего Константина: «Мы идем вперед, как всегда не торопясь, но изрядно успевая. Зимой приступим к военным наукам; Вы не поверите, что я тороплюсь начать их. Опасений Ваших, почтенный друг, чтобы специальное образование моряка не помешало общему образованию принца, я не разделяю. Во-первых, не понимаю я, каким образом можно было бы, стремясь к общему образованию, избежать специального… Прежде всего должно ему быть человеком: это главное и об этом стараемся мы всеми средствами»>{1721}.
В качестве одного из преподавателей для Константина Николаевича был приглашен из Пруссии А. Т. Гримм. В отличие от А. И. Герцена, впоследствии нелестно отзывавшегося о нем, великая княжна Ольга Николаевна одобрила выбор Ф. П. Литке: «Он выбрал ему в преподаватели некоего Гримма, рациональный метод которого принес очень хорошие плоды. Костя, имевший прекрасную память, вдали от своих летних развлечений на кораблях балтийского флота приобрел очень большие познания в географии, математике, которые позволяли ему хорошо сдавать все экзамены. Благодаря своему пытливому уму и либеральным взглядам, не совсем обычным для Зимнего дворца, он проявил себя необычайно способным к пониманию всего делового, в то время, как в обращении с людьми ему не хватало такта. Он обладал способностями государственного деятеля, и его имя останется связано с реформами, осуществленными в царствование императора Александра II»>{1722}. Не случайно Николай Павлович завещал Константину все свои библиотеки (кроме «секретной» эротической).
В целом можно сказать, что дети Николая Павловича получили более систематическое и глубокое образование, чем дети покойного императора Павла I, а педагогические принципы воспитания не травмировали детской психики и способствовали формированию личности.
Для Николая Павловича семья и дети были в определенной степени незаменимым средством для снятия стресса. «Все кругом, — писал маркиз де Кюстин в 1839 году, — наперебой расхваливают семейственные радости, которые вкушает император Николай, однако мне видится в этом скорее утешение прекрасной души, нежели доказательство безоблачного счастья. Утешение — еще не есть блаженство; напротив, необходимость лечения доказывает наличие болезни; если у российского императора великая душа, то придворная жизнь не может полностью занять ее; отсюда — частные добродетели императора Николая»>{1723}. По словам В. А. Жуковского, лишь только император переступал порог своего дома, как «угрюмость исчезала, уступая место не улыбкам, а громкому смеху, откровенным высказываниям и ласковому обращению с окружающими»>{1724}. Несомненно, что «бегство» в семейную жизнь было защитной реакцией на надоевшие условности этикета, фальшивую позолоту императорского двора. Вряд ли был прав М. Н. Покровский, когда писал о театральности и фальши семейной жизни императора. Маркиз де Кюстин был склонен считать, что семейные чувства Николая Павловича были вполне искренними: «Нынешний император оставляет свою самодержавную величавость лишь в кругу своей семьи. Там он вспоминает, что человеку природой заповеданы радости, независимые от обязанностей государственного мужа; во всяком случае, мне хочется верить, что именно это бесконечное чувство влечет императора к его домашним; семейственные добродетели, без сомнения, помогают ему править страной, ибо снискивают ему почтение окружающих, однако я не думаю, что он чадолюбив по расчету»
