Николай I - [225]

.

После пожара 1837 года в реконструированном Зимнем дворце у Николая Павловича появился второй кабинет на первом этаже. По одной из версий, император устроил его из-за того, что военному министру графу А. И. Чернышеву трудно было подниматься по высокой лестнице. Вероятно, и самому императору подъем стал доставлять трудности. Фрейлина А. Ф. Тютчева замечает: «Это был антресоль нижнего этажа, довольно низкий, очень просто обставленный, который император предпочитал занимать в последние годы своей жизни во избежание высоких лестниц, так как его парадные покои были наверху, над покоями императрицы»^{1509}. Перед небольшим кабинетом, который выходил окнами на Адмиралтейство, находился высокий вестибюль со сводами. Как свидетельствует план первого этажа Зимнего дворца, от Дворцовой набережной его отделяли кабинет великой княгини Ольги Николаевны (она вспоминает о виде на Неву), ее «почивальня» и кабинет наследника Александра Николаевича^{1510}. Благодаря акварелям академика Э. П. Гау можно представить интерьеры этого кабинета. По традиции внутреннее убранство комнат Николая I долго сохранялось и после его смерти. Из описи имущества камер-цалмейстерской службы (она отвечала за внутреннюю обстановку дворца) 1859 года известно, что на двух окнах висели шторы из зеленого стамеда (шерстяной ткани. — Л. В.), на двух других, «полуовальных», — шторы из зеленой тафты на подкладке из зеленого коленкора. Мебель была красного дерева, но довольно простая: платяной шкаф «разборный», «полушкафы», столы на ножках и на колесах, другие столики, в том числе «китайские»; стулья, обитые зеленым сафьяном; бра у трюмо с тремя «рожками» для газового освещения, которое после восстановления дворца вошло в его быт; ширма; часы в футляре красного дерева; бронзовые шандалы; термометры; образ, писанный на фарфоре; тумба для дров с крышкою; каминные прибор и экран, обитый с одной стороны зеленым «кенсесом». Полы были покрыты коврами синего цвета. Имелась и плевательница с машинкой^{1511}. В целом выдержанный в зелено-синих тонах, этот интерьер выглядел довольно скромно на фоне внутреннего убранства комнат Александры Федоровны в Зимнем и Аничковом дворцах, запечатленных на акварелях Л. О. Премацци. Скромное убранство кабинета на первом этаже, где и скончался император, было отмечено польским мемуаристом И. Ф. Савицким: «В глубине кабинета стоял стол, заваленный бумагами, рапортами, схемами. В углу стояло несколько карабинов, которыми в свободное время тешился император. На столах, этажерках, консолях стояли статуэтки из папье-маше, изображающие солдат разных полков, на стенах висели рисунки мундиров, введенных царем в армию»^{1512}.

Утренние часы Николай Павлович проводил за разбором бумаг, которые всегда внимательно прочитывал полностью, испещряя их заметками карандашом на полях или накладывая краткие, но выразительные резолюции. Затем следовала непродолжительная утренняя прогулка. В Петергофе вместе с верным пуделем Гусаром император обычно направлялся в Монплезир. Рядом с Монплезиром находился бассейн с островком посередине, окруженный белой жестью. Когда однажды в 1846 году адъютант шведского кронпринца В. В. Гаффнер подошел к пристани у водоема, он застал раздевшегося императора. После вежливого вопроса к недавно представленному ему адмиралу Николай Павлович предложил разделить с ним купание. По настоянию великого князя Александра Николаевича В. В. Гаффнеру пришлось последовать в бассейн, где купались и адъютанты.

В Петербурге краткий маршрут Николая Павловича пролегал по Дворцовой набережной, на которую император отправлялся в простой шинели, раскланиваясь со знакомыми. Время этой личной прогулки не фиксировалось в камер-фурьерских журналах. Как отмечала бывшая смолянка А. И. Соколова, «император выходил ровно в девять и, смотря по погоде, прогуливался час или полтора своим крупным и довольно быстрым шагом»^{1513}. Это свидетельство вызывает некоторые сомнения. Скорее всего, прогулки начинались раньше и не были столь продолжительными. Дело в том, что, как свидетельствуют камер-фурьерские журналы и воспоминания современников, в 9 часов утра Николай Павлович принимал министров и других высокопоставленных лиц. Находилось время и для докладов генералов и флигель-адъютантов. Так как они приходили рано, то для их завтрака кухонная служба ежедневно готовила угощение в виде пулярок, рябчиков, языков и телячьей печенки на сумму от 7 до 10 рублей ассигнациями в день^{1514}. Перед приемом посетителей в девятом часу Николай Павлович обычно успевал зайти на половину супруги.

Министрам и руководителям ведомств, имевшим право личного доклада государю, как уже отмечалось, были установлены особые дни для доклада. Для посетителей, приглашенных дополнительно, выкраивалось время после основных докладов. Воскресенья также были приемными днями. На протяжении многих лет именно в воскресенья Николай Павлович принимал представителей дворянства из разных губерний, например смоленских или новгородских. Однажды он перепутал дни недели и назначил прием предводителей дворян на 12 часов дня, оказавшегося субботой. Чиновник Собственной Его Императорского Величества Канцелярии М. В. Белинский, немного пугаясь от собственной смелости, положил в портфель для доклада императору записку, в которой робко напоминал, что за 15 лет не было примера, чтобы прием дворян назначался на субботу. Записка вернулась с карандашной пометкой Николая Павловича: «А я и забыл, что сегодня суббота»