Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - [61]

Последствием Лондонской конвенции, вызвавшей, как и следовало ожидать, громкое негодование во Франции, были весьма решительные меры, предпринятые союзными державами на Востоке. Англо-австрийская эскадра блокировала берега Сирии. 21 октября (2 ноября) пала крепость Сен-Жан-д'Акр, и Ибрагим принужден был оставить Сирию. Прежде чем известия об этом дошли до Египта, английская эскадра под начальством Непира появилась у Александрии. 13 (25) ноября т.г. между Непиром и Мегметом-Али был заключен договор, по которому последний отказывался от Сирии и соглашался на возвращение турецкого флота, взамен чего его власть в Египте признавалась наследственной. Во всех этих мероприятиях против египетского паши Россия, согласно с постановлениями Лондонской конвенции, непосредственного участия уже не принимала. Султанским фирманом 1 (13) февраля договор Непира с Мегметом-Али был признан Портой.

После того как турецко-египетский кризис разрешился, Пальмерстон предложил Бруннову возобновить переговоры о заключении новой конвенции о проливах, привлекая к этим переговорам и Францию. Со стороны императора Николая на это последовало согласие. Франция, со своей стороны, попыталась расширить программу переговоров, включив в нее вопрос об общей гарантии неприкосновенности Турции, о христианском населении Сирии, о суэцком торговом пути и о закрытии проливов. Из всех этих предложений Россией и Англией было принято лишь последнее. 1 (13) июля 1841 г. представителями России (бар. Бруннов), Австрии (Эстергази и бар. Нейманн), Англии (Пальмерстон), Пруссии (Бюлов), Франции (бар. Буркенэ) и Турции (Хакиб-Эффенди) была подписана 2-я Лондонская конвенция. По этой конвенции снова подтверждалось правило о воспрещении военным судам иностранных держав входить в Дарданеллы и Босфор, но султан оставлял за собой по-прежнему право выдавать фирманы на проход легких судов под военным флагом, состоящих в распоряжении посольств дружественных держав.

Лондонские конвенции 1840 и 1841 годов упраздняли Унхиар-Скелессийский договор, существенно изменяли положение дел на Востоке и создавали, взамен исключительного влияния в Турции России, зависимость Оттоманской империи от европейского «концерна». Уже у современников эти конвенции находили самую различную оценку. Нессельроде видел в этом крупную победу русской дипломатии. В 1850 году во всеподданнейшем обзоре русской политики за истекшее двадцатилетие он писал: «Унхиар-Скелессийский договор, против которого тщетно протестовали Франция и Англия, хотя по виду и был отменен, но в существе дела был сохранен навеки под другой формой. Новый акт, заменивший этот договор и признанный всеми державами, воспретил вход в Дарданеллы иностранным военным судам и таким образом обеспечил нас на будущее время от какого бы то ни было нападения с моря. Замешательства на Востоке этого времени имели одним из важнейших для нас последствий распадение англо-французского союза, столь враждебного нашим политическим интересам, столь гибельного для консервативных правительств». Пальмерстон смотрел несколько иначе и, как кажется, был ближе к правильному пониманию дела. В письме к сэру Уильяму Темплю от 15 (24) июля 1840 г. по поводу первой конвенции он находил, что достиг трех существенных результатов: наказал Францию за ее попытку освободиться от английской опеки и следовать самостоятельной политике; добился добровольного отречения России от исторического преобладания в Турции; заставил Европу признать английскую указку в восточных делах и соответственное значение и влияние Англии на Востоке.

Внешняя политика императора Николая Павловича за последние годы данного периода (до 1848 г.) как на Востоке, так и на Западе в значительной степени истекала из того положения, какое создавалось для России лондонскими конференциями. Хотя Россия и приняла участие в общеевропейском соглашении с фактической утратой своего исключительного влияния на Востоке, она оставалась в Европе изолированной. Напротив, значение Англии после 1840 г. какв Европе, так и на Востоке чрезвычайно возросло. Особенно натянутые отношения создались у России с Францией, правитель которой король Людовик-Филипп был склонен объяснять всю восточную политику России в 1839–1841 гг. личной непримиримой ненавистью к нему императора Николая. С конца 1841 г., когда русский посол в Париже, гр. П.П. Пален, отбыл в отпуск, петербургский и парижский кабинеты начали сноситься между собой через простых поверенных в делах, и такое положение оставалось до 1851 г.[51] В то же время временное удаление с конца 1841 г. по июль 1846 г. от дел Пальмерстона (падение кабинета Мельбурна), непримиримого противника французской политики, и переход в новом кабинете Роберта Пиля портфеля статс-секретаря иностранных дел к лорду Абердину создавали надежду на улучшение отношений между Англий и Францией: министерство Гизо делает в это время ряд уступок, чтобы снискать расположение лондонского кабинета. У самой России с Англией прочного сближения после 1841 г. не установилось. С другой сторон, обе союзницы России, Австрия и Пруссия, в эти годы часто меняющихся дипломатических комбинаций по отдельным вопросам проявляют солидарность с обеими морскими державами. Наконец, Австрия, пользуясь упадком значения России, старается теперь поправить то положение, какое в свое время создалось для нее после Адрианопольского мира: с 1840 г. ее значение, наряду с английским, на Востоке, главным образом на Балканском полуострове, усиливается.