Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - [40]

Тридцатые и сороковые годы (1830-1848)

Тридцатые и сороковые годы (1830–1848); Июльская революция во Франции и революция в Бельгии

Европейские события 1830 и 1831 гг., Июльская революция во Франции, бельгийская революция и польское восстание, отчасти в связи с тяжелыми событиями, происходившими одновременно с этим в самой России (холерная эпидемия, бунт в Севастополе и в военных поселениях), окончательно определили то направление как внешней, так и внутренней политики императора Николая I, которое начало уже складываться в первые годы николаевского царствования. Все эти события пробудили в нем с новой силой решимость бороться с революционным духом и стать на защиту монархического принципа (что противополагалось им как республиканско-демократическому, так и конституционно-монархическому строю). Правительственная политика теперь под влиянием этих событий принимает большую устойчивость и окончательно складывается в консервативную программу. Во внешних сношениях это приводит к новому сближению с Австрией и Пруссией, поколебленному в первые годы николаевского царствования, к дальнейшему упрочению начал Священного Союза, к окончательному обращению этого акта в более осязательные международные соглашения. Во внутренней политике экстренные меры запретительного характера начала царствования уступают место последовательно развитой и последовательно проводимой охранительной системе. Прежде чем излагать внешнюю и внутреннюю политику тридцатых и сороковых годов, необходимо поэтому вкратце остановиться на отношении императора Николая к указанным европейским событиям и ознакомиться с польскими делами начала тридцатых годов, имевшими такое решающее значение для всей дальнейшей николаевской политики.

25 июля 1830 г. во Франции произошел государственный переворот. Нарушивший конституционную хартию король Карл Х был низложен и принужден отречься от престола (30 июля). Предшествующая перевороту политика Карла Х и его министра кн. Полиньяка, направленная к упразднению конституции, вызывала в свое время осуждение императора Николая I, советовавшего французскому королю через своего представителя во Франции соблюдать конституцию, раз она подтверждена его собственной присягой. Июльский переворот, сам по себе, вызвал тем не менее в нем сильное негодование, в особенности когда стало известно, что дело не ограничилось после отречения короля простым переходом власти в руки его законного наследника, но что престол окончательно перешел к представителю младшей линии дома Бурбонов – герцогу Людовику-Филиппу Орлеанскому, вначале (30 июля) провозглашенному лишь наместником королевства, но вскоре (7 августа) избранному королем французов. Это негодование нашло себе официальное выражение в циркуляре от 4 августа 1830 г. Одновременно с этим было издано распоряжение о непризнании трехцветного флага и было решено порвать сношения с Францией и отослать паспорта французскому секретарю посольства Бургоэну, замещавшему в это время отсутствовавшего посла гр. Мортемара. Личная аудиенция Бургоэна у государя, относившегося к нему с большим расположением, имела своим результатом то, что эти меры не были приведены в исполнение. Однако и после этого Николай I не отказался от мысли о вооруженном вмешательстве в дела Франции и о выработке общеевропейских мероприятий на новом европейском конгрессе. Эти мысли находили сочувствие у некоторых из его приближенных: у военного министра Чернышева, у фельдмаршала гр. Дибича и у ген.-ад. А.Ф. Орлова. С целью ознакомить Австрию и Пруссию со взглядами государя и осведомиться о намерении их правительств, в августе (16 и 19) 1830 г. были посланы: Орлов – в Вену и Дибич – в Берлин. С другой стороны, предположения государя встретили сильное противодействие, главным образом в лице цесаревича Константина Павловича, находившего невозможным возвращение к политике 1813–1815 гг. и настаивавшего на политике невмешательства. К этому мнению примкнул и вице-канцлер Нессельроде, находившийся в то время в отпуске и имевший в конце июля в Карлсбаде разговор с австрийским канцлером кн. Меттернихом. Во время разговора Меттерних наметил следующие начала, на которых было бы возможно соглашение (так называемый «карлсбадский лоскут»): Австрия не склонна к активному вмешательству во французские дела, хотя и не против совместной конференции с Россией и Пруссией в интересах охранения мира в собственных владениях трех держав. Против последнего была Пруссия.

Когда Орлов и Дибич прибыли в Вену и Берлин, новое правительство во Франции было уже признано Австрией и Пруссией без предварительного соглашения с Россией. Еще до этого оно было признано Англией. Все это заставило Николая I отказаться от своих предположений и признать правительство Людовика-Филиппа: «правительство наместника короля, утвержденное Карлом Х», делалось тем самым в его глазах законным. Франция «не может оставаться без главы, а за отсутствием главы государства должна впасть в самую ужасную анархию; поэтому фактически наиболее близкий к трону, находящийся во Франции, за неимением тех, которые были до него, становится для нас фактически королем Франции; если же мои союзники находят единогласно, что мы должны помириться в этом отношении на герцоге Орлеанском, то, мне кажется, лучше признать королевскую власть, исходящую из подобного факта, чем королевскую власть по выбору народа: страшный пример, пагубный для всякого порядка и который подорвал бы наше собственное существование» —так объяснял перемену своего решения Николай I в письме к цесаревичу от 15 августа 1830 г. По существу, перемена, происшедшая во Франции, продолжала оставаться в его глазах «узурпацией герцога Орлеанского». В ответе на собственноручное письмо короля Людовика-Филиппа, врученное прибывшим в начале сентября 1830 г. в Петербург ген. Аталэном (Atthalin), государь отвечал письмом от 6 сентября. В этом письме, не называя короля французов «Monsieur mon frere» и признавая совершившиеся во Франции события «навеки прискорбными» (a jamais deplorable), он, «в согласии со своими союзниками», выражал готовность принять «желание короля поддерживать со всеми европейскими государствами мирные и дружеские сношения», пока эти сношения будут основаны на существующих договорах и «Европа усмотрит в них ручательство мира, столь необходимого даже для спокойствия Франции». Это письмо произвело крайне неблагоприятное впечатление во Франции, и до самого конца существования монархии Людовика-Филиппа отношения между обеими державами оставались крайне холодными.