Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - [34]

Таков был в общем характер отношений императора Николая I к его западным соседям. Обращаясь к Востоку, приходится прежде всего отметить, что, лелея, по-видимому, затаенную мысль о разделе в будущем Турции и даже заводя иногда речь о необходимости подумать о наследстве «больного человека», император Николай I не решался высказываться на этот счет вполне определенно. До поры до времени он ограничивался лишь тем, что всячески старался противоборствовать в Турции влиянию тех держав, чьи интересы и чье положение на Востоке наиболее могли бы помешать осуществлению его планов в целом, т.е. Англии и Франции. Влиянию этих держав, все более и более отвоевывающих себе экономическую позицию на Востоке, он противопоставлял традиционный принцип русской восточной политики – защиту православного исповедания и христианских народностей на Балканском полуострове и в Малой Азии. Покровительство этим народностям в его представлении отождествлялось с правом держать их под своей опекой и зорко следить за тем, чтобы во вновь слагающиеся политические организмы Балканского полуострова не проникла «зараза» новых идей и чтобы по своей государственной структуре эти организмы не приблизились бы к западно-европейскому парламентаризму, что открыло бы доступ к ним и англо-французскому политическому влиянию. Не раз он давал почувствовать, и притом очень сильно, эту опеку населению Греции, Сербии и Дунайских княжеств. Не менее зорко следил он и за тем, чтобы не произошло подобного же политического перерождения Турции или ее отдельных, хотя бы и нехристианских областей, как, например, Египта. Политика его на Востоке в этом отношении до известной степени напоминала его политику по отношению к Германскому Союзу.

Державой, с которой он считал возможным идти рука об руку в своей восточной политике, как по ее естественному положению и характеру ее интересов на Востоке, так и по ее отношениям в Европе к Англии и Франции, была Австрия. Это не мешало ему в отдельных случаях вступать в соглашения с Англией и Францией, то стараясь противопоставить интересы одной интересам другой, как это было в египетском вопросе, то выступая с ними обеими заодно, как это было в греческом вопросе в первые годы его царствования. Подобные соглашения и возникавшее иногда на их почве временное охлаждение между Россией и Австрией, как это и имело место в первые годы николаевского царствования, были не более как частичные комбинации в пределах все той же системы Священного Союза, какие и раньше создавались между отдельными европейскими державами.

Первые годы внешней политики николаевского царствования не приходится, таким образом, рассматривать как время уклонения от общей политической системы, усвоенной императором. Это время должно быть, однако, выделено в истории его внешней политики в особый период по другим соображениям. Все достигнутое с 1825 г. по 1833 г. Россией на Востоке стало как бы исходным пунктом для всей дальнейшей политики по восточному вопросу европейских держав. Русская политика по восточному вопросу за это время получает в этом отношении большое общеевропейское значение. Те достижения России, которые знаменуются Адрианопольским и Туркманчайским мирными договорами и Унхиар-Скелессийским союзным соглашением, составляют объект той дипломатической борьбы между Россией и европейскими державами, которая заполняет собой тридцатые, сороковые и начало пятидесятых годов и приводит к Крымской кампании. Приступая к рассмотрению николаевской внешней политики за это время, мы должны поэтому прежде всего дать себе отчет в том, каково было положение дел на Востоке к исходу 1825 года.

Восточные дела сводились в это время главным образом к русско-турецким отношениям и к греческому вопросу. На ход этих дел имели влияние успехи России в Закавказье и то, как складывались в это время ее отношения с Персией.

Уже в последний год царствования императора Александра I намечался некоторый поворот в русской восточной политике. Недовольный результатами петербургских конференций (июнь 1824 и февраль 1825 гг.) по вопросу об умиротворении греков, император Александр заявил, что отныне он оставляет за собой свободу действия на Востоке. Одновременно с этим некоторые из русских представителей при иностранных дворах, будучи запрошены об этом вопросе, отнеслись отрицательно к тому курсу, какого держалась до этих пор в восточном вопросе русская политика. Таков был отзыв русского посла при Английском дворе гр. Ливена и, в особенности, посла при Французском дворе Поццо-ди-Борго, горячо настаивавшего на необходимости подкрепить заявление о свободе действия соответствующими решительными мерами и требовать от Турции удовлетворения русских претензий и интересов. Эти отзывы были получены в Петербурге, однако уже после отъезда императора Александра на юг России. В таком положении застал восточный вопрос при своем вступлении на престол Николай I. Склоняясь лично к тем взглядам, какие были высказаны Поццо-ди-Борго и Ливеном, он, со своей стороны, выдвигал при этом с еще большей силой на первый план вопрос об удовлетворении Портой русских претензий. В данный момент эти претензии сводились к следующим пунктам: Порта, вопреки тем трактатам, которыми определялись русско-турецкие отношения (Ясский мирный трактат 1791 г., торговый договор 1783 г. и Бухарестский мирный трактат 1812 г.), отказывалась вывести свои войска из Дунайских княжеств и нарушала привилегии, дарованные этим княжествам, а также сербам; она стесняла нашу торговлю на Черном мореи не соглашалась окончить споры о восточном черноморском побережье. С другой стороны, самое Порту беспокоило поступательное движение России в Закавказье, начавшееся со второй половины царствования Александра I. Что касается греческого вопроса, то к греческому восстанию император Николай по существу относился несочувственно, как к проявлению революционного духа, и видел в нем «мятеж» греков против своего законного правительства. Он находил, однако, что дарование грекам полной автономии при введении у них монархической формы правления может положить предел распространению в Греции революционно-демократических идей. В силу этого он находил желательным, добившись от Турции удовлетворения русских претензий, принудить ее удовлетворить в указанных рамках и пожелания греческой нации. С другой стороны, выдвигая на очередь греческий вопрос, он мог рассчитывать и на большое сочувствие русского общества, без различия направлений симпатизировавшего греческому движению, как движению единоверного племени против магометанского владычества. Что касается способов действия, то в этом отношении император Николай I резко разграничивал вопрос о русских претензиях, как частное дело между Россией и Турцией, от греческого вопроса, как вопроса общеевропейского. Последний он считал необходимым разрешить в соглашении с другими европейскими державами, имея в виду таким путем, с одной стороны, не дать усилиться Турции, с другой – обезопасить себя от преобладания в Греции, как на новом поприще для европейской политики, исключительно английского и французского влияния, в ущерб русскому.