Николай Эрнестович Бауман - [28]
— Посмотрим, каково будет ваше самообладание, когда вы годик-другой проведете в иной комнате!
Бауман в ответ на это усмехнулся и так же иронически попросил разрешения закурить, потому что от «его папиросы разыскиваемые жандармами рукописи пострадать вряд ли смогут».
Жандармы тщательно перечитали малейшую записку, каждую бумажку, найденную на письменном столе и в вещах Баумана. Полковник Пирамидов сосредоточенно составил особую «опись отобранного по обыскам, произведенным 20, 21 и 22 марта 1897 г. по списку под лит. Б»:
«Рукописные: 1. тетрадь, не сшитая, озаглавленная «Теория ценности и денег» — К. Маркса; 2. тетрадь, озаглавленная «Прибавочная стоимость»; 3. тетрадь из 9 листов по рабочему вопросу с указанием на полях авторов соответствующих сочинений».
Все это немедленно было весьма тщательно упаковано и перевязано. Пирамидов сделал на этих материалах крупную надпись: «Особые сведения к дознанию», и приступил к рассмотрению остальных документов. В опись отобранного при обыске у Баумана были затем включены дополнительные «материалы явно преступного содержания:
1. тетрадь, в которой помещен рассказ «Мокрая курица» тенденциозного содержания;
2. тетрадь с заметками по рабочему и общественному вопросам;
3. тетрадь, в которой трактуется о выработке программы для систематического чтения в социал-демократическом духе;
4. тетрадь, в коей изложены программы систематического чтения в том же духе».
В заключение жандармы отобрали и «приобщили к найденным противоправительственным материалам» около трех десятков книг, хотя и изданных в легальных типографиях с разрешения цензуры, но «подобранных для воздействия на рабочих в том же социал-демократическом направлении». Отобрана была вся переписка, включая письма родным в Казань, отобраны все фотографические карточки, лежавшие на столе и находившиеся в ящике письменного стола. Пирамидов и филеры с разочарованием вглядывались в эти карточки: ни одной фотографии лиц, работавших с Бауманом в подпольных кружках! Но полковник «приобщил к делу» даже карточки родных Баумана, внеся их в протокол обыска.
В «описи обыска» далее указано, что отобраны: «8. фотографические карточки Герцена и Лассаля». Когда пристав, торжествуя, поднес Пирамидову эти фотографии, жандармский полковник не удержался от насмешливого вопроса:
— Конечно, писателями интересуетесь?
Но Бауман вместо ответа хладнокровно указал ему на карточку И. А. Крылова:
— А вас, может быть, и баснописцы интересуют? Полковник побагровел, но сдержался и с особым старанием закончил «опись обыска»:
«10. револьвер, заряженный шестью патронами». Это «сугубо вещественное доказательство» он немедленно разрядил и завернул в особый пакет.
— Для чего револьвер у вас? Ведь это — оружие! — обратился он к Бауману.
— Знаю. И даже хорошее оружие, — спокойно ответил тот. — Но я ветеринарный врач и по роду своей работы могу иметь оружие для уничтожения острозаразных или заболевших бешенством животных.
Обыск закончился на рассвете. У подъезда уже стояла полицейская карета с маленькими окошечками, наглухо затянутыми шторами. В ней обычно отвозили арестованных в Дом предварительного заключения. Но Бауман вскоре понял, что его везут в какое-то иное место. Карета то и дело меняла направление, жандармы старались проехать окружным путем, минуя многолюдные улицы.
На попытку Николая Эрнестовича узнать, куда его везут, сидевшие рядом жандармы ответили угрюмым молчанием. Когда же карета мягко застучала колесами по торцовой настилке мостовой, а затем в окне на секунду мелькнула широкая, занесенная снегом лента Невы, Николай Эрнестович все понял.
«Петропавловская крепость…» — подумал он и решительным жестом потянул занавеску. Сомнений больше не оставалось: карета подъезжала к высоким стенам и бастионам крепости. И навеки в памяти запечатлелись просторы реки, одинокий водовоз у проруби да пара мальчишек с салазками… Жандарм грубо и резко, что-то угрожающе ворча в прокуренные до желтизны усы, задернул занавеску. Другой спутник, сидевший слева, хотел было схватить арестованного за руки, но Николай Эрнестович, усмехнувшись, засунул руки в рукава пальто и откинулся на сиденье. Он заставил себя успокоиться и на окрик жандарма: «Выходи!», не торопясь, вышел из кареты. Бауман сразу узнал железные решетчатые ворота Трубецкой куртины, бастионы, где столько лет томились народовольцы… Сколько же лет придется провести здесь ему?..
После тщательного обыска и переодевания в арестантское платье его повели на второй этаж. Он стал узником одиночной камеры № 56.
VI. УЗНИК ОДИНОЧКИ № 56
Безмолвно и мрачно, окруженная непреодолимым водным барьером — широкой Невой, возвышалась Петропавловская крепость.
Царское правительство пыталось подавить смелых революционеров холодом и одиночеством крепостных казематов Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей.
Трубецкой бастион крепости — это целая летопись непередаваемых страданий и в то же время непередаваемого геройства отважных борцов с самодержавием.
Огромное двухэтажное здание расположено замкнутым пятиугольником. Оно напоминает кольцо; в нем обречены на медленное умирание узники одиночек. Небольшой дворик окружен со всех сторон массивными, старинной кладки крепостными стенами. Унылые, чахлые деревца еще более подчеркивают гнетущую подавленность, настоящую крепостную замкнутость. По этому дворику, по дорожке длиной в 25–30 метров, раз в день на 15–20 минут узникам разрешается прогулка, если крепостное начальство считает их поведение «одобрительным».
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.