Николай Бухарин - [8]
Начальник Московского охранного отделения полковник П. П. Заварзин сообщал 10 марта 1910 года градоначальнику генерал-майору А. А. Адрианову, что в своей работе клуб придерживается программы РСДРП. «Из тех лекций, которые устраивал клуб за последние три месяца, почти ни один вечер не проходил без того, чтобы присутствовавший на нем представитель администрации не счел бы своим долгом по нескольку раз вмешиваться, прерывать ораторов и даже закрывать собрания, так как все лекции выступавших в клубе сводились в конце концов к несостоятельности существующего государственного строя в России».
Студент Московского университета А. А. Руфин писал, что клуб — «это флаг, которым прикрывается рабочая организация», всякий, кто приходит сюда, «получает массу бодрости».[25] Начальник московской охранки отмечал, что клуб «совершенно уклоняется от принятой на себя легальной программы и деятельно занялся пропагандой социал-демократических идей».[26] Это происходило несмотря на то, что в правлении клуба преобладали меньшевики.
Бухарин участвует и в работе профсоюзной печати, прежде всего в легальном органе московских текстильщиков. А. И. Виноградов вспоминал: «При нелегальном профсоюзе текстильщиков существовал ежемесячный орган — „Голос жизни“. В редакцию вошли: Бухарин Н. И., Лукин Николай Михайлович, Виноградов Александр Иванович и Ростовцева Надежда Михайловна. Она отбыла год заключения в крепости в Петербурге и поселилась в Москве. Там же в профсоюзе познакомился с Романом Малиновским. Вышедший № 1 „Голоса жизни“ был выпущен меньшевиками. С появлением нашей большевистской редакции в конце 1910 года в Москве это был единственный легальный большевистский орган. Распространялся он через профсоюз и исключительно среди рабочих-текстильщиков. В общую продажу он не поступал, да и не мог поступать, так как каждый номер его подлежал конфискации. Выпустили мы, насколько помню, № 2, 3 и 4 несколько позднее, но в этот же период».[27]
Бухарин энергично выступает против разлагающей деятельности ликвидаторов и отзовистов. Впоследствии он писал в автобиографии: «За время своей партийной работы в России все время был ортодоксальным большевиком (т. е. не был ни „отзовистом“, ни „примиренцем“)».
По-прежнему важным центром революционного движения в Москве был университет. Агент охранки докладывал, что студенческая группа, организованная Н. И. Бухариным и Ф. И. Голощекиным, придерживается следующих взглядов: «Считая желательным политическое выступление студенчества, как единственный протест против гнета реакции, — все же нельзя надеяться, что студенческая масса при настоящем положении вещей сможет создать заметное политическое движение. Но представляется возможным, исходя из частных требований академического переустройства, революционизировать массу, связать ее недовольство университетскими порядками с общим политическим недовольством. Такова политическая платформа университетских большевиков».[28]
19 сентября 1908 года большевистскую резолюцию поддержало 5 тысяч студентов против 500, голосовавших за другие резолюции. Московская охранка так охарактеризовала настроения студентов университета:
«Фракция с.-д. по своему огромному идейному влиянию может называться господствующей в Московском университете. Волнения 1908 года и полное руководство всеми проявлениями студенческой жизни в прежнем году подтверждают приведенную характеристику с.-д. фракции.
Теперь, когда значение всех революционных фракций университета пало, роль с.-д. значительно уменьшилась, но все же во всех общественных проявлениях университетской жизни с.-д. остаются идейными руководителями студенчества».[29]
Эту оценку подтвердило нарастание студенческого движения в Московском университете в 1910 году. Так, заметный политический резонанс в стране получила организованная 10 марта 1910 года Н. И. Бухариным и В. В. Оболенским большая студенческая сходка, в которой прозвучал резкий протест против выступления в Государственной думе В. М. Пуришкевича, оскорбившего русских студентов и женщин. На сходку собралось 3,5 тысячи студентов — огромное число в условиях жесточайшей реакции. Ректор вынужден был разрешить сходку, ибо студенты пригрозили собрать ее явочным порядком. Находившийся на сходке провокатор доносил, что «из всех выступавших фракций только социал-демократы поднимались до современного политического момента и указывали на задачи студенчества — идти вместе с пролетариатом и крестьянством к демократической республике».[30]
На голосование было вынесено восемь резолюций входивших в совет представителей студенческих фракций. В резолюции энесов (народные социалисты), эсеров и кадетов говорилось: «С чувством глубокого возмущения студенты Московского университета отмечают преступное и недостойное поведение Государственной думы с ее президиумом, поддерживающим клеветнические и грязные инсинуации Пуришкевича на русскую женщину и русскую студенческую молодежь». Возмущение среди студентов было так велико, что даже представители «Союза русского народа» университета предложили вынести «порицание Владимиру Митрофановичу».
