Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце - [9]
В первые свои годы в России Луи-Жюль успел застать правление императора Павла I. Император весьма благосклонно относился к французам, любил их остроумие и юмор, даже если шутки были грубы, серьезно увлекался французской литературой, был щедр к актерам, художникам и музыкантам. Вообще русские дворяне относились к французским эмигрантам довольно благодушно. Как пишет Казимир Валишевский: «Сразу после Революции эти люди, быть может, зачинщики, ответственные за катастрофу, и в то же время ее жертвы, принимали в глазах современников совершенно другой облик. Помимо того, что в бедности и изгнании они сохраняли некоторые свои свойства, создавшие их престиж и обаяние, […] помимо того, что их несчастье создало им новый ореол, дало поводы к состраданию, самые их пороки, недостатки и все их смешные стороны, — всё это оказало, по крайней мере на аристократию приютившей их страны, самое сильное влияние заимствованной с Запада цивилизации»[34].
После трагической смерти императора в 1801 г. Луи-Жюль остался при дворе вдовствующей императрицы в должности придворного личного повара (officier de boche). Мария Федоровна была к нему благосклонна. Потеряв в 1796 г. своего верного и преданного советчика, французского книголюба Лафермьера[35], она вполне нашла ему замену в лице другого элегантного француза, кулинара Бенуа…
В 1796 г. императрица родила третьего сына — будущего императора Николая I, а через 7 лет у Луи-Жюля родился сын, тоже получивший имя Николай. Императрица настолько благоволила своему подданному, что вызвалась стать крестной матерью его сыну[36].
Придворного француза Луи-Жюля для удобства обращения переименовали на русский лад в Леонтия. Решив остепениться, он выбрал себе супругу среди немецких переселенцев. Ему приглянулась дочь медника из Ганновера Екатерина Гроппе, постепенно сделавшая из ветреного француза почтенного отца зажиточного семейства. Теперь к нему обращались не иначе как «Леонтий Николаевич». Умер он вполне еще не старым, в возрасте 52 лет, в 1822 г., во время эпидемии оспы, можно сказать, что виной тому стала его собственная неосторожность[37].
Рано оставшись без кормильца, многодетная вдова (всего у пары родилось семнадцать детей, но не все они дожили до взрослого возраста) Екатерина Андреевна Бенуа-Гроппе обратилась за милостью к императрице, и та взяла детей на казенное содержание, а любимчика, крестника Николая, отправила учиться в Академию художеств на полный пансион.
За пять лет до своей трагической смерти Леонтий Николаевич обращался к художнику Оливье с просьбой написать семейный портрет его с супругой и детьми. Это могло быть как оплаченным заказом, так и ответом на оказанную услугу или даже просто проявлением уважения художника по отношению к соотечественнику, сумевшему «выбиться в люди» при российском дворе. В любом случае семейный портрет страдал серьезными огрехами в композиции и пропорциях. Персонажи были расставлены и рассажены настолько хаотично, что даже в самом семействе Бенуа подшучивали над картиной. Но какова бы ни была художественная ценность этого семейного портрета, историческая и культурологическая его важность — бесспорна.
Оливье. Портрет семьи Бенуа, ок. 1816 г.
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Картина художника Оливье, написанная около 1816 года, хранится в коллекции Государственного Русского музея в Петербурге. Женские портреты на картине проигрывают мужским, и даже может показаться, что картина выполнена двумя разными художниками: отдельные лица хороши, например, хозяина и хозяйки, особенно портрет последней, с нежно-белой кожей лица и шеи, большими ярко-голубыми глазами, перешедшими по наследству половине из многочисленных отпрысков. Прической и платьем Екатерина Андреевна напоминает молодую Жозефину де Богарне с модного тогда портрета Фирмена Массо, написанного незадолго до этого, в 1812 году. Другие женские персонажи, девицы и девочка, изображены со странно деформированными лицами и фигурами, непропорционально длинными шеями, как у «Мадонны» Пармиджанино, но без ее элегантности. В центре семейного портрета находятся супруги, слева — Екатерина Андреевна, скорее всего беременная сыном Александром, справа — Леонтий Николаевич, дети слева-направо: Жаннет, Франц (три года), Николай (с флажком), Елена (внизу), Александра, Елизавета, Михаил, Леонтий. Отсутствуют Александр, Мария и Жюль, родившиеся позже.
Самым же интересным персонажем на картине является маленький мальчик в гусарском кивере и с флажком, на котором изображен символ русского самодержавия — двуглавый орел. И это тоже неспроста: персонаж этот — крестник императрицы, Николай Бенуа, и его торжественный вид говорит о высокой миссии служить императору и государству. Повзрослев, Николай Леонтьевич, в самом деле, верой и правдой будет служить России и тезке-императору, правда не по военной, а по гражданской службе.
