Николай Александрович Невский - [31]

С февраля дело явно «пошло». Записи от Копоану чередуются теперь с текстами, записанными от Таннэ-санно, 49-летней айнки из деревни Момпецу (Момбэ-цу — яп.). Десять дней подряд начиная с 11 февраля Невский записывает от обеих сказительниц меноко-юкара, камуи-юкара, упаськума и другие образцы фольклорных жанров.

По наблюдениям Н. А. Невского, айны особо почитали предков. Они любили в долгие зимние вечера, когда были завершены сезонные полевые или рыболовные работы, беседовать с молодежью о старине. Старики рассказывали сказки, предания о происхождении разных обычаев, исполняли сказы про богов и героев. «Увлекшись рассказом, и рассказчик, и слушатели забывают время; часто такая беседа длится всю ночь напролет, пока наступающее утро не склонит головы утомившегося сказителя и его слушателей.

Эти беседы у очага играют для подрастающего поколения роль школы, где оно черпает все основные знания, необходимые для полноправного члена коллектива».

Айны любят петь. Поводом для песенной импровизации может служить и радость, и горе, пение помогает им в работе. Пение чаще всего бессловесно, «это лишь замысловатые голосовые модуляции, производимые в глубине горла, с некоторым участием губ».

У айнов много молитвословий, в айнских молитвах часто звучит фраза: «Богов, что мы молим, хотя имно

го…» Богов у айнов действительно много. Небесные светила, горы и реки, животные и растения — все это боги. Боги — и те предметы, которые окружают человека в повседневной жизни, например крюки над очагом, котелки, сам очаг: «Продолговатый очаг, вырезанный в полу, почитается как парное божество — растянувшийся муж, растянувшаяся жена». Все они — подданные самой главной айнской богини, «богини-бабушки», персонифицированного огня.

«Молитвы айнов бывают обращены к божеству воды, божеству охоты и прочим. Даже при обычных встречах взаимные приветствия, так называемые уверанкарап, выражаются при помощи ритмической речи; что же касается вождей разных селений, в особенности после долгой разлуки, то приветственные слова, произносимые при этом торжественным ритмическим языком с массой архаизмов и намеков на те или иные предания, вместе с молитвами, несомненно должны быть отнесены к тому виду поэзии, из которого впоследствии сложился религиозный эпос. К тому же типу поэзии надо отнести причитания над покойником и всевозможные обращения к нему во время погребальных церемоний».

Одним из самых популярных видов фольклора являются увепекер. К ним относятся рассказы б воинских подвигах предков, о доблестных походах, а также сказки. Увепекер исполняются в манере напевной прозы, нечто среднее между пением и обычной речью. Они не так насыщены архаизмами, язык их прост, близок к разговорному, понятен даже детям. Такова, например, «Сказка о женщине, родившей мышат».

У меня было два старших брата и сестрица, тоже старше меня. Жили мы вместе. Столь богатых людей, как братья мои, столь зажиточных никогда и нигде не бывало. Жили мы припеваючи, ни в чем не нуждаясь, ничего не желая.

Но вот сестра моя вдруг оказалась с большим животом, а потом принесла и ребенка; хорошенького, прехорошенького мальчонку она родила. Все мы любили его, нянчились с ним и играли. И так он мне полюбился, что однажды, обратившись к сестре, я сказала: «Что такое ты сделала, что у тебя появился ребенок? Научи и меня это делать, мне бы тоже хотелось иметь». Сестра, покатившись со смеху, сказала: «Я смела в кучу сор, и, в нем полежавши, зачала я ребенка». Услышавши это, я тотчас набрала кучу сору и, зарывшись в него, в нем лежала. И что же? Действительно, скоро оказалась и я с животом. Ах, как я была этому рада! Так шли дни. Наконец наступило мне время родить, и я родила

Шесть мышат, а напоследок еще йдного золотого мышонка. К нашей семье, таким образом, прибавилось новых семь членов,

Как бы там ни было, но эти мышата были моими детьми, а потому их я любила, нянчила и баловала. Когда же они подросли, у братьев моих поигравши, убегали с ножами для деланья стрел (из кости медвежьей) и другими вещами. Братья тогда на меня напускались и ругом ругали, отчего ударялась я в слезы. Так дни проходили за днями. Мало-помалу все большие мышата пропали: «Должно быть, убили их братья мои» — так я решила. Было мне горько, и плакала я. Что |бы там ни было, все эти мышки были моими детьми — как-никак все же жалко. В плаче по ним проводила я дни.

Самый лишь маленький золотой мой мышонок никуда-никуда не ходил. С ним вдоем мы дни коротали.

Однажды братья мои, снаряжаясь в дорогу — в заморскую землю на торг, как я узнала, — на корабли погружали товары. Мой мышонок, увязавшись за братьями, пробрался на борт лодки меньшого, и корабли отправились в путь. Ну, думаю я, увезли далеко мое детище, теперь его, наверное, прикончат. От дум таких мрачных я невольно все плакала. Но вот по прошествии долгого времени братья мои вернулись обратно, привезя роскошных подарков во много раз больше, чем прежде. И мой малый мышонок живехонек с ними вернулся. Всяких кулей в наш дом натаскавши изрядно, братья пришли и оказали, что все эти подарки лишь по милости маленькой мыши.