Никогда не было тебя, Цыгания! - [21]

А погубили этих сыновей за то, что фараон не желал отпускать евреев.

Я никак не могу взять в толк, на кой черт ему так нужны эти евреи, и даже спросил об этом как-то у одного рашая. Ну, а он мне сказал, что фараон рад был бы отпустить их всех до единого, но бог нарочно ожесточил его сердце, чтобы фараон не отпускал евреев, и тогда он, бог, мог бы творить чудеса. Известное дело, господа — капризный народ, почему не быть капризным и богу?

Словом, в конце концов фараон отпустил евреев, и то только потому, что ромы согласились на это. Они сказали фараону: отпусти евреев, мы и без них обойдемся как-нибудь.

И вот евреи ушли, забрали с собой золото, серебро — все сокровища фараона. Ромы были довольны, что унес их господь.

На том бы дело и кончилось. Но, как говорил рашай, бог сам пришел к фараону и стал его упрекать в том, что тот дал себя обобрать. А ведь евреев сам бог надоумил; «Хватайте золото-серебро, все, что под руки попадется».

Да что тут говорить: не сказка ведь это, а сущая правда. Разозлился фараон: «В самом деле, ведь они меня обобрали подчистую, чтоб их раки обглодали!» Быстро собрал он войско, сам сел на лошадь, захватили с собой повозку и — в погоню!

Да, а еще посадил он нас, своих родичей, на возы. Мы говорили ему: не трать силы понапрасну, бог-то ведь с евреями заодно, а кто с богом дружит, тот всегда прав. Говорили ему, что нужно кому то остаться дома, чтоб за огнем в очаге присмотреть, пока остальные в пути. Фараон ничего слушать не захотел, посадил нас на возы, на лошадей и — в путь-дорогу.

И пришла беда, как мы предсказывали. Правда, через пустыню-то мы проскочили благополучно. К тому времени евреи уже были на середине Красного моря. Моисей хлестнул прутиком по воде, вода расступилась, и евреи перешли море по дну, не замочив даже ног.

Зато что было с фараоном и его войском! Он ведь пустился в море вслед за евреями, но, когда дошел с войском до середины моря, Моисей со своими уже был на том берегу. Ну, тут Моисей снова хлестнул по воде своей палочкой, и вода — подумать только! — сомкнулась над фараоном и его войском.

Так погиб фараон и весь его народ!

Вернее, не весь. Потому что мы, ромы, родственники фараона, решили остаться на берегу и посмотреть, чем все кончится: пусть, думаем, поборется наш брат со священными витязями бога.

Ну вот, когда над их головами сошлись волны, решили мы повернуть назад, с тем чтобы джас кхэрэ[30], а там, думаем, выберем себе нового фараона и заживем как прежде.

Но бог не забыл и про нас. «Я могу сотворить еще одно великое чудо», — подумал он. И напустил он на нас смерч, да такой лютый, что и людей, и лошадей, и повозки — все разнес в разные стороны. Когда мы опомнились, глазам не поверили: куда же девались ромы, наши родичи? Разбросало их по всему свету: кого на запад, кого на восток.

С той поры и живем мы в разных странах.

Так погибли самые лучшие цыганские сыны.

И еще скажу одно слово, чтоб на том и кончить. Что же стало с евреями? Говорят, они сорок лет кочевали по пустыне, но родины своей так ни один из них и не увидел, одни погибли от солнечного удара, другие — от поноса.

Остальные народы, которые с богом не дружили и не враждовали, жили припеваючи. А вот евреев бог разбросал по свету, хоть и любил их.

И вот что я скажу вам: лучше пусть бог со мной не дружит, пусть оставит меня в покое.

Только смотрите не передавайте моих слов рашаю, а то он иногда бывает у нас, приносит нам кое-какую одежонку…

•

Не могу сказать, что я не нуждаюсь. Старик ведь я все-таки, много работать не могу! Кабы работать да сказку сказывать, работа бы веселее шла. Да нет теперь охотников сказку послушать. А льется сказка — и время незаметно летит.

Так бывало в давние времена, еще при жизни моего отца и деда. В долгие зимние вечера ложились мы рано, вместе с курами. Спали мы не в кровати, конечно, — нас ведь было шестнадцать душ детей, — а на соломе. Рассыплет мать, бывало, солому вдоль стен, на нее и укладывает нас под большой периной. Там мы ползали, кувыркались, щипали друг друга, пока не засыпали, сбившись в кучу. Тогда мать моя бросала в огонь еще пару ложек старого сала и ложилась к нам сама на свободное местечко. Отец нарезал и складывал бруски — готовил для завтрашней работы. Наконец и он ложился.

С зарей мы просыпались от гудения горна. Быстро подымались, все от мало до велика, и — на кухню. Мчались помогать, потому что отец оставлял на утро еще один рассказ о подвигах Яноша Надара. Старались мы, работали, чтоб сказку послушать да чтоб в город на возу съездить: эту награду получали только трудолюбивые.

К четвергу у отца уже был заготовлен целый воз гвоздей. Чуть свет, вернее еще затемно, мы запрягали лошаденку в красивый сегедский плетеный возок. То же самое делали наши родственники и соседи. И тянулись в сторону Пешта возы, десять-пятнадцать штук. На дне каждой повозки лежали аккуратно разложенные по сортам гвозди, а сверху — мы, дети, с отцом. Мы уже знали, куда везти гвозди. Сначала ехали к десятникам. У ворот отец босой, в широких холщовых штанах, слезал с воза и стучал. Десятники не обижались за раннее беспокойство, они уже ждали нас, да еще как ждали! Они скупили бы все гвозди, сколько бы мы их ни привезли. Отец мой был мастер вести с ними переговоры. Наконец сходились на том, что бумажку составят на тридцать фунтов гвоздей, десятник заплатит за двадцать пять, а отец мой даст ему всего двадцать фунтов. Так каждый оказывался в выигрыше: и десятник, и отец, так как оба зарабатывали по пять фунтов гвоздей, а хозяин дома так и не знал, что вместо, тридцати фунтов гвоздей на стройку пошло только двадцать.