Никоарэ Подкова - [9]
Легкий порыв ветра сдул пепел с угольев, и пламя осветило крупные зубы смеявшихся каменных истуканов.
Немного погодя в суме, висевшей на ракитовом суку, запел петух, возвещая первую смену ночного дозора. Из-под телеги, затягивая ремень, вылез дьяк.
— Пойду поищу Тотырнака, — шепнул он сидевшим у костра, — а там сядем на коней, переберемся на другой берег, в деревню. Я скажу нашим, чтоб шли сюда с конями.
— Не задерживайтесь, дьяк, — промолвил дед Петря. — К полуночи погода, пожалуй, переменится.
Дьяк поднял глаза, поглядел, как тучи завалакивают небо, и тут же затянул пояс. Он был голоден. Дед понял и, ухмыльнувшись, трубкой подал ему знак идти скорее.
Опять на лужайке осталась телега, да костер, да два неподвижных истукана около огня.
Когда вблизи раздался конский топот и шаги возвращавшихся из лесу людей, Карайман подбросил хворосту в костер.
По роще пошел гул от стремительных порывов ветра. Не прошло и четверти часа, как послышался шорох дождя, замигали молнии, зарокотали раскаты грома в оврагах на склоне Боуры. Тучи, гонимые бурей, торопливо излили потоки дождя и умчались к западу, оставив позади чисто вымытое и вновь озаренное луною небо.
Люди на лужайке нашли убежище от дождя под покровом листвы.
Дьяк и Алекса выехали на поляну; на кафтанах их блестели капли небесной влаги. Оба спешились, подошли к огню. Дед обратил к ним вопрошающий взор.
— Вести хорошие, — молвил дьяк. — Служитель мазыла не осквернил себя ложью. Поначалу навестили мы управителя Йоргу Самсона и сказали ему, что нас несколько ратников и везем мы раненого господина, ищем место для отдыха и лечения. Но, да будет управителю и прочим известно, что мы осердимся, ежели окажемся среди неугодных нам людей.
«Какие ж люди не угодны вашим милостям?» — осведомился Йоргу Самсон.
«Не угодны нам, добрый человек, господарские прихвостни да хромые… Коли твой хозяин пристроился к челяди властителя, ныне притесняющего Молдову, обойдемся и без благодеяний его милости… Однако нашему господину нужен отдых и заботливый уход. Известно нам, что твой боярин тесть проклятому Иуде, носящему имя Иримия».
«Известно-то известно… Однако сей же час поведу вас к моему господину — своими ушами услышите, как любит он Иуду».
И тут же управитель вошел в господский дом; двенадцать раз не успеешь прочитать «Отче наш», как он уже позвал нас к своему господину. Вышел к нам благообразный седобородый старец и велел привезти к нему нашего господина. Рад принять нас по-братски. А уж коли не любим мы пыркэлаба Иримию, то да будет нам ведомо, что оный Иримия всю жизнь мазылу отравил.
«Считаю, — ответил я, — что нет дома, более подходящего для излечения моего господина. Прошу только, пусть никто не знает, что он у вас обретается; а то как бы не дошла весть туда, куда совсем не след ей доходить. А мы, товарищи его милости, расположимся, где нам укажут — в доме управителя либо где-нибудь под навесом, где стоят телеги и кони мазыла. Показываться будем редко; но охранять нашего господина будем неусыпно. Для охраны его милости найдутся у нас молнии и громы».
Понравились мои слава мазылу.
«Где же ваш больной?» — спросил он.
«Недалече. Ночью привезем его; не изволь гневаться, так лучше будет: никто не узнает о нашем приезде, да и скорее можно будет полечить его».
Дьяк замолчал. Алекса отряхивал намокший кафтан.
— Многое переменилось в нашей деревне, — заговорил он. — Йоргу Самсон не узнал меня, пока я сам не открылся. А тогда рассказал он мне, что двенадцать лет назад, когда я уходил из Дэвиден, люди ели пшеничный хлеб, а теперь, окромя просяной каши, ничего не видят. Иные достойные бояре обеднели и стали мазылами, а вольные рэзеши за долги попали в кабалу к богатеям и закрепостились. По-моему, дед Петря, нечего раздумывать. Поднимайтесь-ка и повезем его светлость в Дэвидены.
— Едем! — донесся из-под телеги радостный возглас, и Младыш Александру вылез к костру.
— Сейчас, сейчас… — бормотал старик и, выбивая трубку, постукивал ею о шпору. — Прошу тебя, государь мой Александру, передай ты от всех нас его светлости — пускай он с телеги не слезает. Повезем его бережно, и будет ему покойно, как в колыбели.
Дед Петря шепотом приказал готовиться в путь. Младыш заглянул в телегу и обернулся к спутникам:
— Спит батяня Никоарэ, — проговорил он. — Должно, мучают его дурные сны. — Я видел его лицо при луне — побледнел он.
— Может, повременим?
Из телеги донесся голос Подковы:
— Нет, дед. Сей же час отправимся. Нынешней ночью решится — живому мне быть или нет.
Воины в удивлении молчали, пока Иле не отправился искать свои «часы», висевшие на суку ракиты. Это послужило сигналом к отправлению.
4. ДОМ МАЗЫЛА
Алекса и дьяк указывали путь к броду Ференца Сакса[19], пробираясь прибрежной рощей впереди отряда. Карайман вел рыжих коней, запряженных в телегу, держа их под уздцы. Младыш сидел рядом с Никоарэ под плетеным верхом. Дед и Тоадер Урсу ехали верхами по обе стороны телеги. Трое остальных следовали позади. В таком порядке, держа оружие наготове, они двигались по зеленым прогалинам, ярко озаренным луной, то скрываясь в густой тени, то вновь показывались на свету. Порой на западе над мглистыми вершинами вспыхивали зарницы, как будто развевались там золотые покрывала. Но грома больше не было слышно.
Когда Штефан, сын Богданов, вступил в малое и неприметное Молдавское княжество воевать отчий стол, шел год 1457 от рождества Христова.Никто не ведал имени княжича. После гибели отца пришлось ему скитаться по дворам иноземных правителей. Теперь он возвращался с валашским войском, молдавскими сторонниками и наемной челядью. Не раз поступали так в начале века искатели престола.Сила, которую люди того времени именовали Божьим промыслом, готовила руке, державшей этот меч, необычайную судьбу.
Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения.
Ливиу Ребяну и Михаил Садовяну — два различных художественных темперамента, два совершенно не похожих друг на друга писателя.Л. Ребяну главным образом эпик, М. Садовяну в основе своей лирик. И вместе с тем, несмотря на все различие их творческих индивидуальностей, они два крупнейших представителя реалистического направления в румынской литературе XX века и неразрывно связаны между собой пристальным вниманием к судьбе родного народа, кровной заинтересованностью в положении крестьянина-труженика.В издание вошли рассказы М. Садовяну и его повесть "Митря Кокор" (1949), обошедшая буквально весь мир, переведенная на десятки языков, принесшая автору высокую награду — "Золотую медаль мира".
Повесть "Митря Кокор" (1949) переведенная на десятки языков, принесла автору высокую награду — "Золотую медаль мира".Иллюстрации П. Пинкисевича.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.