Ничто. Остров и демоны - [168]

Как ей велели, она наклонилась поцеловать Пино, и лицо невестки показалось ей невероятно большим, серым и холодным. Марта подняла голову, и перед глазами у нее пошли круги… И все же это было лучше, чем жуткие часы, проведенные в одиночестве; Марта даже порадовалась нашествию женщин, поцелуям, разговорам, мешавшим ей думать. Она поняла смысл этих соболезнований и сочла милосердным стремление одурманить семью усопшей словами сочувствия… Это точно укол морфия. Это усыпляет.

Вдруг она увидела Онес, направлявшуюся к ней в своем черном платье тетка была воплощением скорби и скромности.

Марта почувствовала острую, невыносимую боль, слезы выступили у нее на глазах. Онес обняла ее. И тогда в этой комнате, набитой женщинами в трауре, Марту охватила слепая, неудержимая ярость. Она могла бы убить Онесту. Сжав зубы, она с силой обняла тетку. И словно охваченная внезапной судорогой, наступила сандалиями ей на ноги. Онеста вскрикнула.

К счастью, все сочли крик Онесты естественным и уместным. Пино тут же подхватила его, у нее едва не началась истерика. Среди посетительниц поднялся переполох, черные юбки замелькали по комнате. Женщины спешили на помощь. Они были счастливы.

Марта подумала: «Я не хочу сходить с ума». Она отошла к прикрытому шторой окну, убегая от самой себя, от своего безумия, которого она теперь стыдилась. Ее попытались увести оттуда, чтобы она не смотрела на катафалк, ожидавший в саду, но она упрямо осталась стоять на месте.

В отчаянье Марта отыскивала глазами Пабло и не видела его. Ей было стыдно, что он все еще ей нужен. Она вспомнила, как презирала Пино за то, что невестка разыскивала Хосе, нуждалась в нем, хоть и верила в его связь со служанками. А Пабло по той же причине — потому что он простил свою жену — Марта считала героем… Она верила в свою беспристрастность, свою доброту и непогрешимость, а на деле была так чудовищно несправедлива. И разве справедливо было срывать свою ярость на Онес? Могла бы она так оттоптать ноги Пабло?

Марта подумала, что виденное прошлой ночью, точно раскаленным железом, отметило ее и все в ней перевернуло. Как будто она, пытаясь убежать от жизни, стремясь к сияющему прекрасному идеалу, у самой цели оказалась охваченной адским пламенем.

Здесь у окна, неподвижная, как статуя, она слышала бормотание женщин, подобное журчанию далекого ручья — глухой звук, обтекавший ее со всех сторон… Ее коснулись демоны, и никогда уже она не будет слепой и счастливой, как прежде.

Марта почувствовала, что рядом с ней стоит Анита, которая говорит ей что-то, старается увести от окна. Аниту удивляло ее поведение.

— Идем к тебе в спальню, Марта. Там собрались все девочки, они ждут тебя.

Марта пошла с ней.

У девочек, ее подруг, избранных среди многих, мужество и естественность были нормами поведения. Сколько раз осуждали они все вместе лицемерие других людей, других поколений! Девочки не могли понять отчаяния Марты из-за смерти бедной больной, которая так мало для нее значила. Но не оставалось сомнения в том, что отчаянье было настоящим, искренним. Марта сказала:

— Никогда больше я не буду счастлива.

Все переглянулись. Действительно, что-то, казалось, навсегда отделило ее от подруг. Их болтовня о разных пустяках, их мнения о жизни, о людях, о любви вызывали у Марты странную усмешку. Она стала невыносима. Она сказала им таким же тоном, каким когда-то говорила ей Пино:

— Вы ничего не понимаете в жизни.

Потом принялась плакать. Она думала о самой себе, о том, какой, она надеялась, останется в памяти Пабло, когда он будет вспоминать об острове: чистой, искренней, пылкой девочкой, бегущей по улицам ему навстречу, предлагающей ему свою открытую душу. Теперь этот образ был перечеркнут. Пабло искал утешений другого сорта. Ее он станет вспоминать как дерзкую навязчивую дуру. И больше ничего.

Конечно, подруги не знали о ее мыслях. Они были на редкость внимательны, ходили с ней целый день, терпеливо сносили ее странное настроение. Когда Марта услышала, что похоронная процессия уже тронулась в путь, девочки не стали ее задерживать… Она выскочила из спальни, как безумная, промчалась по коридору и влетела в пустую комнату для гостей, из окон которой был виден фасад дома.

Напрасно. Она не обнаружила того, что хотела. Сад опустел. Марта успела только заметить в начале эвкалиптовой аллеи толпу безликих незнакомых мужчин, следовавших за катафалком. Она знала, что наверху, на шоссе, выстроился длинный ряд легковых машин.

В тихом саду, среди трепетных солнечных пятен, не было ни души. Марта страдала. Ей казалось, что она не сможет вытерпеть этих мук. Она была еще слишком молода, чтобы знать о существовании милосердного и неумолимого забвения.

На дорожке показалась человеческая фигура. Это была Висента. Ее прямые плечи покрывала черная шерстяная шаль. Марта позавидовала непреклонному упорству, которое было во всем облике кухарки, даже в ее походке.

Девочка видела, как медленно и уверенно Висента пересекла сад. Она поняла, что махорера уходит навсегда, уходит, не оглянувшись на дом, где прожила столько лет.

Марта следила за ней, не отводя глаз, и вдруг на секунду ощутила как бы прикосновение иного мира, иных горестей, быть может, таких же, как у нее, или еще более серьезных, которые были рядом, а она не могла ни понять, ни почувствовать их.