Ничто. Остров и демоны - [166]

Сказав это, Хосе на минуту задержался у двери. Он стоял, хмуря брови, колеблясь, и Даниэль, с нетерпением ожидавший, когда можно будет снова прилечь, посмотрел на него почти с паническим страхом: вдруг Хосе захочет еще что-нибудь посоветовать. Даниэль кашлянул. Он не мог знать, что Хосе чувствовал странную робость, думая о предстоящем ему длинном переходе из музыкальной комнаты мимо гроба до темной спальни, где самый воздух пронизан тоской и ожиданием и где сидит на страже эта болтливая туша, которую ему еще надо как-то выгнать оттуда.

Хосе оглядел пустую неприглядную комнату. Едко спросил:

— А что с нашим другом — художником? Где он спит?

Даниэль покачал головой.

— Не знаю. Наверное, в саду. А может, служанки нашли ему какой-нибудь уголок.

Хосе похлопал Даниэля по плечу.

— Попытайся отдохнуть. А относительно нашего разговора — это дело решенное. Завтра ты дашь мне билеты, чтобы я смог их вернуть.

Он подошел к двери, ведущей в коридор, и Даниэль увидел, как он открыл ее и исчез, словно проглоченный темнотой, которая вырвалась из глубины дома.

XIX

Марта спала на неразобранной постели. Несмотря на усталость, она не хотела раздеваться в эту ночь. Перед сном ее мысли вновь обратились к Пабло. Раздеться и лечь в постель значило для нее отказаться от попытки в последний раз увидеть его и попрощаться с ним навсегда.

В ее снах странно смешались звуки и образы. Марта видела себя в саду летним днем: она снимает сандалии, чтобы вытряхнуть из них камешки… Наверно, так оно и было однажды. Марта слышала, как грабли скребут по щебню. В ее сне пел Чано, погибший на войне. На высоких вершинах сидел Алькора, языческий бог, и звуки его флейты спускались по ущельям к плавной линии побережья, о которое плещутся морские волны. С закрытыми глазами Марта проснулась. Было нестерпимо жарко. Она почувствовала, как ее давит безмерная печаль. Аромат жасмина подменил в ее ощущениях музыку Алькора.

Всегда этот жасмин будет пахнуть, вершины будут бросать свои тени, море гнать свои волны. Из порта будут выходить корабли и далеко увозить любимых…

В эту ночь Марта поняла, осмелилась понять, что только любовью можно назвать чувство, переполнявшее ее, когда она с трепетом произносила имя Пабло. Она была очень глупа, очень труслива и очень наивна, если не знала этого раньше. Теперь Марта даже гордилась своим открытием. Сильнее нельзя было назвать ее страстное восхищение этим человеком. Не важно, что она не ждала от него ничего, кроме случайной встречи. Не важно, что Пабло женат. Не важно, что для него она всего-навсего глупенькая девочка. Бывает и такая любовь.

Любя Пабло, Марта поняла многое. По крайней мере, поняла, сколько боли таится в душе другого человека, а это уже немало. «Никто, кроме меня, — думала она с гордостью, — не смог угадать его боль, его талант и его мудрость».

Сдержанный, сильный, недосягаемый, Пабло стоял слишком высоко, чтобы принять руку, которую она робко, но от всей души протянула ему. Быть может, — и, растроганная этой мыслью, она даже поплакала перед сном, — он вспомнит о Марте, когда вдали станет думать об острове. Быть может, когда-нибудь ему будет недоставать ее. Теперь Марте казалось невероятным, чтобы такое большое чувство, как ее любовь, могло пройти, не оставив глубокого следа в душе Пабло.

Она надеялась повидать его этой ночью, хотя бы на минуту. Она не знала как, но ей нужно было поговорить с ним, рассказать, что она преодолела все трудности, была готова уехать — и отказалась. Как всегда, ей нужно было, чтобы он был в курсе всех ее дел, чтобы он похвалил ее. Раз он уезжает, то пусть хоть знает, почему она добровольно остается здесь. Ее самопожертвование уже не представлялось ей таким трагичным. Теперь она находила в нем нечто благородное, находила, что оно необходимо и даже прекрасно.

Она снова почувствовала, что любовь к Пабло переполняет ее сердце, как вода переполняет пруд. И этой силе предначертано было пропасть впустую.

Никогда, думала Марта, не сможет она полюбить так другого человека. Невозможно, чтобы такое чувство, пусть даже и безнадежное, давалось дважды в жизни.

Открыв глаза, Марта увидела, что небо стало розовато-синим. Луна зашла, ярко блестели последние звезды.

Что-то разбудило ее. В саду кто-то плакал. Она прислушалась. Нет, это был не плач. Кто-то разговаривал вполголоса. Звуки были слышны очень отчетливо… Говорила Онеста. Она понизила голос, но в окружающей тишине до Марты доносилось каждое слово.

— …не задевай за плющ!

Действительно, судя по шуршанию листьев кто-то всей тяжестью тела прижимался к плющу. Над окном заворошились птицы, свившие там гнезда. Что-то разбудило и испугало их. Тишина.

Сердце Марты сильно забилось. Теперь говорил Пабло:

— Ты должна мне кое-что за эту невыносимую ночь… Дай-ка, я…

Онес отвечала, жеманно растягивая слова:

— Пабло, с тех пор, как я тебя встретила, всегда… Это идет против моих принципов. В этом доме… Чуть ли не на глазах у моей семьи… Бесстыдник!

Шепот Пабло. Марта словно окаменела, она изо всех сил напрягала слух. После неясного ответа она услышала только одно слово:

— …глупости.

— Нет, нет…