Ничто. Остров и демоны - [164]

Хосе, задумавшись, обхватил лицо руками. Его локти упирались в колени. Теперь он видел только неподвижную тень смоковницы, черную на облитой лунным светом земле.

Самыми важными событиями в его жизни были встреча с Тересой и встреча с этим клочком земли, с усадьбой. В течение долгого времени оба чувства жили в нем, тесно слившись. Когда мачеха заболела, Хосе пришел в отчаянье. Он решил остаться здесь, в усадьбе, с Тересой и ради Тересы.

Он снова поднял глаза к дому, к красноватому отблеску среди деревьев. «Ради нее?» Он настолько забыл ее за эти годы, живя рядом с ней, что должен был подтвердить это самому себе, сам убедиться в своей искренности, как давно уже убедил других. Он остался в усадьбе, чтобы ухаживать за Тересой, из-за любви к Тересе.

Хосе распрямил спину, оперся на шероховатый ствол. Ему хотелось вызвать в памяти звук ее голоса, воскресить блеск ее глаз, теплоту ее смеха, но он не мог. Уже давно умерла в нем эта женщина, у тела которой совершалось сегодня ночное бдение. Он не знал, когда это произошло. Может быть, после знакомства с Пино.

Он понял, что его любовь к Тересе, такая искренняя, такая бескорыстная, такая глубокая любовь, какую невозможно испытать дважды в жизни, постепенно превратилась в маску, под которой росла страсть к дому, желание сделать его своим, Надежда на то, что здесь, в его собственном доме, родятся на свет его дети. Сейчас он не хотел иметь детей, но думал о них постоянно, словно кто-то наверняка обещал ему, что в определенное время, когда он захочет, они появятся, чтобы восхищаться им, продолжать его дело и уважать его.

В этом желании сконцентрировались все его воспоминания, все обиды детства и отрочества. Даже смешанная с восхищением ненависть к отцу внесла свою лепту в эту страсть; даже отчаянная убежденность, что Луис — живое воплощение того, каким он не хотел бы стать: легкомысленным, беззаботным, ленивым и, наконец, пьяницей и циником; и в то же время зависть к нему за его красоту, его лоск, за то, что его любила такая женщина, как Тереса, за то, что в его власти было унизить ее одним взглядом, заставить сходить с ума от ревности или сиять от счастья.

Хосе был другим — серьезным, трудолюбивым, бережливым до скупости, ревнивым мужем той, кто с первого дня стала ревновать и его. Никто до Пино никогда его не ревновал. Быть может, потому он и полюбил ее. Пино, как и Тереса, была примитивным существом.

Хосе был другим — влюбленным в этот дом, в эту землю, ставшую основной целью его жизни, — дом и землю, казавшиеся ему фундаментом, на котором он должен построить свою семью, свою уверенность в будущем, дать жизнь своему потомству. Он хотел, чтобы люди, подобные Луису Камино, поворачивали к нему головы не с насмешкой, а с уважением и восхищением, понимая, что им никогда не стать такими, как Хосе, — солидными и крепкими, точно скала.

Он сделал нетерпеливое движение, вспомнив об истериках Пино из-за усадьбы. Хосе не обращал внимания на эти женские капризы. Он считал, что женщинами легко управлять, если строго с ними обращаться и удовлетворять их физически. Весьма глупо со стороны старого дона Хуана заявлять, что он, Хосе, не хотел понять свою жену. Когда у Пино появится ребенок, она будет защищать имущество своего ребенка еще лучше, чем он.

Хосе улыбнулся. Снова ему вспомнилась Тереса после рождения Марты. Он видел, что мачеха, точно кошка, готова была выцарапать Луису глаза, когда он шлепал дочку. Она могла бы защищать девочку не на жизнь, а на смерть.

Вслед за этой мыслью промелькнула другая, безумная мысль, и Хосе стало не по себе. «На смерть, до самой смерти и, может быть, после смерти», — подумал он, и ему сделалось жутко. — Тереса, с виду такая нежная, была, собственно, диким зверем, и она была постоянна в своих привязанностях… Хосе попытался рассмеяться. Но в конце концов с того момента, как он встретил сестру в коридоре и потом прошел мимо тела ее матери — разве не эта мысль все время тревожила его, мысль, что теперь Тереса все видит, смотрит откуда-то и пылает гневом, как она это умела? Хосе резко поднялся на ноги.

Лунный свет затягивал окрестность фантастической пеленой. Хосе широко раскрыл глаза: ему показалось, что он видит белые тени. Высокая белая тень шла к нему через озаренный луной виноградник.

Он заморгал. Он говорил себе, что похож на истеричную девчонку. В этой жаре, в этом лунном свете виноградник пуст, совершенно пуст. Вон черные силуэты одинокой пальмы, несколько смоковниц, ряд тамарисков у дороги. Ясно видна эвкалиптовая аллея, а там дальше — плотное светлое пятно сада.

Белая тень задрожала, поднялась и словно растаяла перед его глазами.

Несколько мгновений он стоял неподвижно, охваченный страхом, не решаясь двинуться к дому. Сделал шаг, другой и тут же остановился, злясь на себя. Вытер пот со лба. Им владело чувство, будто кто-то смотрит на него пристальным взглядом, пронизывающим его насквозь до темных тайников души. Этот взгляд жег ему грудь, словно укус овода. Торопливо, как безумный, он заговорил вслух:

— Бояться глупо! Я никогда не делал ничего, в чем мог бы раскаиваться. Да, копил деньги, чтобы купить усадьбу. Но если я испугался, увидев Марту этой ночью, так, видит бог, только потому, что она могла подумать то, чего нет на самом деле. Я не желаю ей никакого зла. Я не собираюсь ни посылать ее в интернат, ни унижать. Усадьба для нее ничего не значит. Она стремится уехать отсюда. Выходить замуж она тоже не хочет. Этот тип — дурак, он охотится за ее деньгами. Я хорошо это знаю. Я не бесчеловечен.