Ничейный космос - [40]

Именно этого стоит ожидать от мужика, если перестаешь ему льстить.

Но почему же я перестала льстить Андрею? Когда поняла, что нам пора расходиться? Наверное, не сразу, а постепенно — со временем, которое не спеша выветривает целые горы.

Или же…

Нет. Так оно и произошло.

Помню, был один момент… ага, вот он, послушайте.

В тот день Андрей получил Нобелевскую премию мира за вклад в дело благотворительности. Он казался выше. Сиял, словно бог, принятый на Олимпе. Я поцеловала Андрея, поздравила, ощутив, однако, укол зависти. А он все понял и истолковал это как проявление низких чувств.

— Ну что ты, я рада за тебя, очень. Поверь, — успокаивала я.

Андрей смотрел сердито. Моих слов оказалось недостаточно, потому что в них не было обожания, благоговейного трепета. Я перестала играть свою роль.

В ту ночь у нас был Секс, но уже без Смерти. Впервые за десять лет. Я ласкала Андрея орально, но у него так и не встал. Я рассмеялась, сказав, что все хорошо — соврала.

Андрей вышел в уборную, там помочился, а вернувшись, велел мне продолжать. Я возмутилась Сказала: «Сначала подмойся», но когда Андрей вернулся в спальню, прикинулась спящей.

Андрей стоял надо мной, тяжело дыша и гадая, не притвориться ли ему самому, будто он не распознал обмана. Интересно, в тот момент он ласкал сам себя? Фу, какой же он мужик, если у него не стоял на такую шикарную бабенку, как я?!

Утром Андрей преобразился. Вовсю улыбался и пожарил мне оладьи. Я отсосала у него прямо за столом (у меня даже привкус лимонного сока с языка не сошел), а когда Андрей кончил, меня вдруг затошнило, и я выплюнула сперму на пол.

Андрей ударил меня.

Надо было накричать на него, упрекнуть… да что там — вытрясти из него душу! Я бы смогла. Но я смолчала и, кажется, даже улыбнулась. Андрей расслабился, просиял. Снова стал самим собой.

С этого все и началось, наступила медленная смерть нашей любви. Андрей бил меня каждый день — пощечина, не больше. А я молчала, не жаловалась. Серьезных побоев Андрей мне не устраивал, и боли от пощечин я почти не испытывала (после занятий-то по карате!). Однако свою функцию шлепки выполняли прекрасно — Андрей доказывал собственную мужественность, источник которой видел во власти над женщиной, в презрении к ней.

Он продал наш дом, и мы переехали на берег озера Комо, в Италию. Языком мы оба владели прекрасно и очень скоро даже стали вмешиваться в местную политику. Андрей занялся скульптурой. Купил тонну мрамора и кромсал его, кромсал целыми днями, пока от запасов не осталась гора осколков, покрытых пятнами крови из-под Андреевых ногтей.

Тогда Андрей приобрел моторную лодку. Я обожала купаться в озере, и он стал гонять по нему на моторке широкими кругами, так чтобы меня било волнами.

По вечерам мы сидели на террасе. Андрей прижимался ко мне, вдыхал мой запах, ласкал мне груди, клал мои ладони себе на член. Мы часто занимались любовью на террасе, упиваясь ароматом оливок, смакуя красное вино. Я разворачивалась к Андрею лицом, запрокидывала голову и, любуясь мириадами звезд, ждала, пока Андрей наконец распалится. Проходило время, и вот у него вставал…

Тогда Андрей ударял меня, но не сразу. Он выжидал, пока я забудусь, чтобы шок от пощечины походил на нырок в ледяную воду после сауны. Я содрогалась всем телом, но боль быстро проходила, да и синяков не оставалось.

Однако пощечина есть пощечина. Не поцелуй, но ласка-удар.

Потом мы сбрасывали одежду и занимались любовью на деревянном столике, пронзая криками ночь. Нередко нас за этим заставали местные жители — они смеялись, потому что узнавали пару, которая трахается ночь напролет. Мне лестно думать, будто так мы вдохновили другие пары начать семейную жизнь.

Какое-то время мы наслаждались жизнью. Не играли больше в Секс и Смерть. Когда Андрей бил меня, он чувствовал себя замечательно — импотенция отступала, возвращались чувство юмора и та часть его личности, которой я восхищалась.

В то же время я мечтала: вот как-нибудь Андрей залепит мне очередную пощечину, а я рефлекторно выбью ему глаз. И съем.

Но пощечины продолжались, и я, если честно, не просила их прекратить. А в какой-то момент осознала: Андрей бьет меня, думая, будто мне это нравится. Я оказалась рабыней порочного мазохистского удовольствия — Андрей совершал грех, бывал непростительно грубым, проявлял свою брутальную суть.

Но грешила и я, желая быть укрощенной, потому как в душе ощущала себя диким животным.

Я зверь, животное. Шлюха, никто. Жалкий кусок… я заслужила все, что со мной произошло! Я… я…

А кто я? Какова моя истинная суть?

Мне трудно писать об этом. Тяжело даже думать и говорить. Ведь то была не я. Ненастоящая я. В моем характере вскрылась некая аномалия, жуткая, отвратительная — чтобы мне да нравились пощечины? Чушь!

Но так продолжалось еще несколько лет. Утро — пощечина, день — пощечина, ночь — то же самое. Я не обращалась в полицию, не говорила ничего друзьям. Это даже не казалось мне странным, я воспринимала побои как иную грань нормальных отношений.

Причинял ли Андрей мне боль? Нет. Боялась ли я? Нет. Принимала ли я это добровольно? Принимала ли?

Да, разумеется. Еще как. Потому и не могу ни в чем винить Андрея. Я виню только себя.