Ничейный космос - [15]

Я доверяла ему.

Неправда.

Нет… я… ну ладно, не верила я ему, и что дальше?

А то, что он — лжец и поганый предатель.

О да, тут ты прав! Он самый лживый лжец и наипоганейший из поганых предателей!

Подписываюсь.

Притворялся моим другом. Подлец!

Ну разумеется. Он жалкий пиратишка и поганый предатель.

И все-таки мы с ним летали вдвоем. И он угощал меня ужином — сам готовил. И смотрит он на меня так… так мило, тепло, даже страстно. Он хочет меня, я чувствую. И все же…

Это пустое, потому что Флэнаган — поганый предатель.

Ты прав. На все сто. Я согласна с тобой. Поганый предатель. В смысле, как он мог предать меня, позволить искусать и побить?!

Ну, коли ты задала вопрос, отвечаю: ты, по сути, сама поручила ему составить требование выкупа. Без каких-либо дополнений. И…

Скотина, гад, слизняк! Не смей защищать этого козла!

Я и не думал.

Он просто гнида!

Не забывай: он еще и поганый предатель.

Точно!

ФЛЭНАГАН

Все идет согласно плану. Гедир прислал ответ: выкуп он платить не станет, однако согласен на сделку — дает меньше денег и кораблей и никакого свободного неба. Мы не внакладе и соглашаемся.

Аллия и Алби разрабатывают план возвращения Лены и получения выкупа. Решено так: оставляем Лену на космической станции в нейтральном пространстве. Станцией владеют огненные твари. Потом быстренько мотаем в близлежащую систему и ждем, пока Гедир передаст нам деньги и корабли. А Лена тем временем ждет освобождения, подсоединенная к бомбе с дистанционным управлением. Как, только выкуп окажется у нас, мы выключим бомбу.

Если Гедир надует нас, мы убьем Лену. Если мы надуем Гедира, то получим кровников в лице огненных тварей — они запросто могут войти в Ничейный космос, отыскать нас — и тогда нам конец. Гедир знает об этом, вдобавок мы заключили соглашение, чтобы сохранить честь и придать сделке законный вид.

Так что все по плану.

Первый этап опасной игры пройден.

Книга 2 Выдержки из мысленного дневника Лены Смит, 2004 г. —

За всю жизнь у меня было только три настоящих друга Жаль, что так мало

Мою первую подругу звали Клара. Мы вместе играли целыми днями. Придумывали миры и истории о них. Я была Эбонитой, африканской принцессой; Клара — Мелиссой, королевой Королевства, вымышленного края алхимиков.

У Клары были роскошные золотистые локоны, нос пуговкой и огромные глаза — ах, как она умела смотреть на людей. Будто настоящая королева. Но все идеи игр принадлежали мне: я придумывала миры, сочиняла истории, шила костюмы, рисовала карты — все я. Даже спальню свою раскрасила черным и золотым, чтобы превратить ее в тронный зал, достойный королевы Мелиссы. И что бы я ни придумала, какой бы смелой и оригинальной ни была моя новая идея, Клара кивала — очень серьезно — и глядела на меня своим ужасным взглядом, так что я сразу же понимала: идея Кларина. Мне же отводилась роль покорного раба.

Когда нам было по десять лет, мы решили устроить совместный день рождения — пусть даже я родилась в феврале, а Клара в октябре. Мы разослали пригласительные открытки, накупили на карманные деньги надувных шаров, подарили друг дружке подарков, сделанных из папье-маше и цветной бумаги. Мы с мамами пекли кексики, а потом таскали их с кухни. А в день самой вечеринки мы заперлись у меня в комнате и притворились, что принимаем гостей, играем с ними. Потом набросились на торт, слопали его, и ночью у меня разболелся живот. Когда за Кларой пришли родители, на ее лице играла гаденькая ухмылочка — родители поняли, что это неспроста, но так и не догадались, что их дочка только что отпраздновала свой «официальный» день рождения.

Мы редко ссорились. Клара лишь раз по-настоящему на меня разозлилась. Случилось это, когда мы играли в баскетбол, и я забросила в корзину больше мячей. Я тогда совершила две ошибки: во-первых, обыграла Клару; во-вторых, позволила себе победно рассмеяться. Клара сделалась тихой-тихой и не разговаривала со мной до конца недели. Мы по-прежнему вместе гуляли, но чтобы поговорить с подругой, мне приходилось просить ее бедняжку куклу, блондинку Братц, передать хозяйке сообщения. Уже к пятнице меня это так утомило, что пришлось отдать Кларе все свои карманные деньги, чтобы снова купить ее дружбу.

Однако Клара никогда меня не запугивала, не вела себя, будто важная шишка. Она просто добивалась своего. Так было проще, мы обе знали, что делать, а точнее — что она хочет делать. Ведь иначе мне пришлось бы самой принимать решения, а я не могла — пребывала в состоянии юношеского экзистенциального страха…

Потом родители Клары собрались уехать за границу: ее отец получил работу в Германии, должность инженера по строительству мостов или что-то в этом роде; мать Клары и так была наполовину немкой. Когда Клара сообщила мне о своем отъезде, я расплакалась, стала уговаривать ее остаться, перейти в нашу семью. А она только смотрела на меня спокойным пронзительным взглядом. И ни разу не улыбнулась. Ни разу, представляете. Наконец она произнесла: «Не разыгрывай трагедию, Лена». И я разрыдалась еще пуще.

Я рассказала обо всем матери: мол, не смогу без Клары, жизнь без нее потеряет для меня смысл. А она ответила, что беспокоиться не о чем, что скоро я найду новых друзей. И тогда я снова чуть не выплакала глаза.