Ничейная земля - [3]

— Вот это, наверно, как раз то, что вам нужно, и тема здесь освещена как раз в нужном вам аспекте. Я сразу вспомнила про эту книжечку. Только вот что-то уже давно её никто не спрашивал. А она, между прочим, неплоха. Весьма полезная.

Из библиотеки я направился к себе, чтобы подготовить доску к уроку в десятом "А" и просмотреть взятые мной брошюрки. Подходя к кабинету, я с удивлением увидел в коридоре у окна уже знакомую фигуру — бритую голову, высокие ботинки, странный профиль. Я остановился и счёл за необходимость спросить:

— Вы кого-то ждёте?

Он повернулся ко мне, держа руки в карманах и глядя мне в глаза. Он улыбнулся, и угол его рта чуть дёрнулся. Когда он заговорил, меня бросило в дрожь.

— Вообще-то, я к тебе, Серый.

Только один человек на свете называл меня так — "Серый". "Р" в моём имени он произнёс чуть картаво. Я узнал это "р" и узнал его голос. Это был Мишка.

II

Мы были мальчишками.

— Это бредовая идея, — сказал я тогда Мишке. — Как ты собираешься прекращать стройку? Так они тебя и послушают!

Мишка упрямо сдвинул брови, и у него задёргался угол рта. Когда он волновался, он у него всегда подёргивался. Он взъерошил свои тёмно-рыжие волосы, покрывавшие его голову крупными завитками, и ответил мне, слегка картавя:

— Во-первых, ты неправильно выражаешься. А ещё отличник по русскому языку. Бредовые идеи бывают в бреду, а я пока что не в нём. А во-вторых, не я собираюсь прекращать стройку, а мы. Тебе что же, всё равно, что будет с нашим островом?

— Нет, мне не всё равно, — сказал я. — Но подумай: что мы можем сделать? Он уже нанял людей, которые снесут лишние камни, и строителей тоже, наверно, уже нанял. И материалы уже привёз. Чего ради он будет всё сворачивать?

— Это наш остров, — упрямо повторил Мишка. — Нас он спросил? Нет! И вообще, зачем ему эта беседка, пристройка или как её там? Он и так вон какой домище отгрохал. Пусть бы строил где-нибудь возле дома. Так ведь нет — именно остров ему нужен! Зачем так далеко?

— Он собирается соединить её с домом чем-то вроде моста, — уточнил я.

— Ты, оказывается, все его планы уже знаешь, — усмехнулся Мишка, и его голубые, как небо в ясный полдень, глаза приобрели ядовитый купоросный оттенок. — Может, он с тобой обсуждал?

Моё лицо вспыхнуло, и не без причины. Кирьянов нанял моего отца, чтобы сделать красивую деревянную отделку для моста. Чтобы не обращаться в дорогие дизайнерские фирмы, он задёшево нанял местных умельцев. О том, что мой отец будет участвовать в этом, Мишка ещё не знал, а я не решался ему сказать.

Этот островок лежал недалеко от берега; на нём мог поместиться небольшой домишко без участка. Он имел в основании твёрдую породу, и на нём возвышались поросшие мхом камни, образовавшие маленькую пещерку. Мы с Мишкой облюбовали его три лета назад и играли там в пещерных людей, в разбойников, в Робинзона Крузо. Когда мы играли в пещерных людей, мы возвращались домой все перемазанные золой костров, которые мы жгли, и нашим мамам это не особенно нравилось. Мало того, Мишка однажды прожёг штаны сзади, сев на головешку, и ему здорово попало дома. Я был более осторожен и штанов не прожигал, но и мне частенько доставалось от мамы. Как-то раз Мишка додумался бросить в костёр кусок старой покрышки, и по внешнему виду мы стали настоящими пещерными людьми. Когда после этого эксперимента я пришёл домой, отец долго хохотал, а мама схватилась за голову: я был закопчённый, как печная дверца.

Иногда мы ночевали в пещере, когда ночь выдавалась тёплая. У нас была своя лодка, на которой мы добирались на остров. Достал её Мишка: он выпросил её у заядлого рыбака дяди Васи. Тот хотел пустить её на дрова, но Мишка попросил его отдать её нам. Дядя Вася удивился, зачем нам этот старый хлам, но отдал, а мы починили её, и она стала нашим паромом.

А ещё на камнях этого островка осталась Мишкина кровь, пролитая за меня. Вообще он дрался с каждым обидчиком — налетал, как коршун, и трепал, пока тот не просил пощады, но побеждённого противника, признавшего, что он был неправ, он никогда не бил: он знал меру и придерживался правила "не бей лежачего". Он дрался до слёз, до синяков и ссадин, а в тот раз на острове — серьёзно, до крови. Тогда Мишка считал это делом чести. Он всегда отличался обострённым чувством справедливости.

Дело было в том, что Колька Ступицын, или просто Ступа, обвинил меня в списывании на контрольной по математике. Обвинил при всём классе. Он терпеть меня не мог, потому что я отлично успевал по русскому, литературе и английскому и не давал ему списывать. Мне же ступа был просто противен, потому что он был ябедой, подлизывался к учителям, часто наушничал и постоянно у всех списывал. С математикой у меня всё обстояло не так хорошо, как по вышеназванным предметам, и Ступа, воспользовавшись этим, решил мне отомстить. На перемене он натолкал в мою парту шпаргалок, которые, как я полагаю, он сделал специально для этой цели, а после урока обшарил парту и показал учительнице. Другой на моём месте в лепёшку разбился бы, но доказал бы свою невиновность, а я лишь сказал один раз: "Это не моё". Конечно, это прозвучало неубедительно. Мне снизили оценку, и вместо четвёрки я получил тройку. На перемене перед литературой к Ступе подошёл Мишка и сказал: