ГЛАВА 1. ЭЙНЕ
1.1 Существо на дереве
Итак, кажется, вы спросили, кто я?
У меня под окном растёт клён. Он невысок, достигает верхушкой только до четвёртого этажа, а моё окно — на втором.
Зачем я рассказываю о клёне у себя под окном?
Потому что на ветке именно этого дерева я впервые увидела Эйне. Тогда я, конечно, не знала, что её так зовут, она была для меня просто странным существом, забравшимся на клён и подглядывавшим за мной через окно.
Представьте себе: вечер, голубые летние сумерки, запад розовеет последним отблеском заката. В наушниках пульсирует мощный бит «Rammstein», надрываясь агрессивным воем и раскатистым скрежетом гитар.
Впрочем, это детали.
Главное вот что: вы случайно бросаете взгляд в окно, но в привычном пейзаже, открывающемся из него, с лёгким холодком в сердце замечаете кое-что новое. А именно, странное существо на ветке клёна, о котором рассказывалось выше. Это не птица и не кошка, а человек — точнее, худенькая девушка в чёрном кожаном костюме. Она с кошачьей грацией и обезьяньей ловкостью висит на ветках, в одну упираясь острыми носками сапогов, а за другую, повыше, цепляясь одной рукой. Лицо у неё смертельно бледное, с высокими азиатскими скулами и маленьким изящным носом, на нём резко выступают чёрные провалы глазниц, на дне которых мерцают колючие и холодные искорки. Неряшливая грива её волос чрезвычайно жёсткая и цвет имеет весьма неодинаковый: местами чёрный, местами зеленовато-серый, переходящий в серебристый, кое-где сизый. Вся эта непокорная взъерошенная копна, доходя длиной до плеч, щетинится дыбом, как мех дикобраза. Но одна прядь, с правой стороны лба, выделяется своей серебристой белизной.
И эта странная и страшноватая особа всем телом тянется к вашему окну, целенаправленно заглядывая именно в него. Губы её так бледны, что их почти не заметно на лице, и рот чернеет узкой щелью, концы которой чуть приподняты кверху. За музыкальное сопровождение особая благодарность группе «Rammstein».
Представили? Вот такой была наша первая встреча.
Конечно, я испугалась. Так испугалась, что уронила наушники и тут же присела, спрятавшись за батареей. Этим летом стояла палящая жара, и окно было постоянно открыто, но я со страху не сообразила его тут же закрыть.
— А я тебя всё равно вижу, — послышался глуховатый, замогильный голос, который по тембру можно было отнести и к низкому женскому, и к высокому мужскому. Словом, он был какой-то неопределённый.
Я посмотрела вверх и обмерла: жутковатая взъерошенная особа с седой прядью в волосах уже залезла на ветку повыше и висела на ней, обхватив её ногами и руками. С этой новой позиции я была видна ей даже за батареей. Я окинула взглядом комнату в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие.
— Советую взять табуретку для ближнего боя, — сказала незнакомка, словно прочтя мои мысли, — или швабру, если хочешь меня достать здесь, на ветке. Но я тебе ничего плохого не сделаю, тебе не понадобится отбиваться. Не бойся меня.
Я немного высунулась из-за подоконника.
— Вы… Вы кто?
— Эйне, — ответила она. И пояснила, как будто я могла не понять: — Меня так зовут — Эйне.
Я пробормотала:
— Очень п-приятно… А зачем вы залезли на дерево?
Её серые губы растянулись в улыбку.
— Чтобы посмотреть на тебя. Ты очень милая. У тебя самые красивые ушки в этом доме.
Как ни была я напугана и поражена всем происходящим, всё же я не удержалась от смеха.
— Мне ещё никто не говорил, что у меня красивые уши, — сказала я. — Оригинальный комплимент.
— Это не комплимент, — возразила Эйне. — Это правда. Форма твоих ушей мне очень нравится. Поверь, я кое-что смыслю в этом. Уши — зеркало души, как и глаза.
Я немного осмелела и села на подоконник.
— Вы что, уши у всех жильцов рассматривали?
Эйне отпустила руки и повисла на ветке вниз головой, держась одними ногами. Присмотревшись, я разглядела, что серебристая прядь в её свесившейся растрёпанной шевелюре была действительно седая, а не крашеная.
— Да, у меня было свободное время, — сказала она, скрещивая руки на груди.
— Вы во все окна заглядываете? — спросила я. — Вообще-то, это не очень хорошо — подсматривать за людьми.
Эйне засмеялась глуховатым смехом, от звука которого у меня пробежал по телу холодок. Она вновь ухватилась за ветку руками и переползла на прежнюю позицию, причём спустилась так, как висела — вниз головой. Обычный человек стал бы спускаться по дереву головой вверх, а Эйне сделала это, как муха, которая, как известно, никогда не пятится. Устроившись на ветке сидя, она улыбнулась чёрной щелью рта.
— Ничего себе, — вырвалось у меня. — Вы как будто родились на дереве и всю жизнь провели на них.
— Случается иногда и лазать, — сказала Эйне. — Но я чаще летаю.
Я решила, что она пошутила, но под взглядом тёмных провалов, из глубины которых поблёскивали две искорки, мне становилось очень не по себе. И вдруг она, оттолкнувшись от ветки, сделала длинный прыжок и приземлилась носками сапогов на подоконник. От неожиданности я отпрянула, а она протянула ко мне руку и сказала:
— Не бойся.
Рука у Эйне была бледная, с длинными желтоватыми ногтями, и холодная. Она сидела на подоконнике на корточках, упираясь в него пальцами одной руки и одним коленом, а мне, глядя на её каблуки, вдруг подумалось: как она на таких лазает по деревьям? Она же, притянув меня к себе, стала меня обнюхивать. Это было жутковато и вместе с тем забавно и щекотно, и я засмеялась. Она тоже улыбнулась чёрной щелью рта.
