Ничего неизменного - [42]

— Никакой живой крови, — вампирша скривила губы, — разве о таком забудешь?

В голосе было недовольство, но только в голосе. Мисс дю Порслейн уже предвкушала игру, азарт, новые знакомства, флирт, восхищение и интерес мужчин. Чужое внимание нужно были ей так же, как ему. Это дайны убеждения, не принуждения. Только у мисс дю Порслейн они почти не работают. 

А она об этом, кажется, не знает.

Пожелания приятного вечера и пригоршни фишек оказалось достаточно, чтобы мнение о нем изменилось к лучшему. Сильно к лучшему. С женщинами так бывает: оставляешь их с деньгами в мужской компании, и становишься близок к образу идеального джентльмена. Хорошо, что мисс дю Порслейн — не его женщина. И хорошо, что Эшива любой компании предпочтет его общество.

И надо, наверное, перестать дарить ей красные автомобили. Эшиве и другие цвета к лицу. 

* * *

Мартина из апатии и исподволь копящегося недовольства всем вокруг, вывела, как ни странно Берана. Которая, пока Заноза провожал мисс дю Порслейн, вертелась по залу, помогая двум официанткам, а как только Заноза вернулся — тут же снова уселась к нему на колени. Несмотря на то, что стул мисс дю Порслейн был уже свободен.

Это было так забавно — на Занозу смотреть забавно. Он и в первый-то раз, когда Берана совершила свой маневр, сделал лицо «меня тут вообще нет, я эту дурочку не знаю», а уж во второй, оказавшийся еще более неожиданным, чуть не выпрыгнул из-под Бераны вместе со стулом.

Не понимает бедный упырь, как порядочная девушка может прилюдно усесться к парню на колени. И считать Берану непорядочной тоже не способен. Иначе б не стал с ней водиться. А еще он вроде бы не считает себя ее парнем.

Мартину от наблюдения за этими двоими немного полегчало. Как будто какую-то пробку из мозгов вынули. Думать стало получаться. Он закурил и поделился тем, что надумал:

— Меня напрягает то, что она осталась с ратуном. После всего. Или… — это была мысль, свалившаяся вдруг, сама, а не в результате раздумий, — меня напрягает то, что тебя ничего не напрягает?

— И то, и другое, — сказал Заноза.

С ним было удобно еще и поэтому: он мысли читал. Мартин запутывался в мыслях, а Заноза их распутывал, и обходилось без непоняток.

— Ты, правда, думаешь, что с ней все нормально?

— Он так не думает, — Берана помотала головой, положила Занозе пальцы на виски и заставила его тоже покачать головой туда-сюда, мол, нет, я так не думаю. — Он же детей не убивает. Маленьких девочек — тем более.

— Мисс дю Порслейн ничего не рассказала о родителях, — Заноза не возражал против манипуляций Бераны, он ее игнорировал, как если б она была котенком, забравшимся на руки и вздумавшим поиграть. — У нее не было семьи, кроме мужа. Овдовев, она осталась совсем одна. Хольгер стал спасением, дал ей то, в чем она нуждалась так сильно, что готова была даже с жизнью расстаться.

— Это что? — поинтересовался Мартин скептически. — Любовь, что ли?

— Защиту. Одинокая женщина в те времена, в которых живем мы с тобой, даже близко не представляет себе, что такое настоящее одиночество и настоящая беззащитность. Хольгер спас мисс дю Порслейн от мира, и от участи худшей, чем смерть. К тому же, он был другим. — Заноза нахмурился, вновь погружаясь в какие-то свои мысли, не отпускавшие его с того момента, как вампирша начала рассказывать свою историю, — Август Хольгер  был другим, — произнес он медленно.

— Ты его не знал, ты гораздо младше.

— Особенности дайнов. Мисс дю Порслейн не научилась дайнам своего ратуна, освоила только зачатки, на большее она не способна, потому что не способна сочувствовать. А он научился ее дайнам, полученным при афате не от него, а от фей. Это были дайны принуждения. И они убили в Хольгере эмпата. Маятник качнулся, — Заноза сделал жест кистью, подразумевающий движение маятника. Но выглядело это так, словно он отсек что-то. — Обратная сторона эмпатии — бесчувственность. Возможно, жестокость. Хольгер, которого я видел в Алаатире — нелюдь, заслуживающий уничтожения. Никакие картины, как бы хороши они ни были, не оправдывают его существования. Но Хольгер, которого видела мисс дю Порслейн, был… таким же как я. Кто передо мной устоит?

Вопрос был риторическим. Но если б Мартин решил ответить, он сказал бы «никто». Потому что это правда. С дайнами или без.  

— Ты можешь стать таким, как Хольгер? — не поняла Берана.

— Могу. Любой мертвяк может.

— Не называй себя мертвяком, — Мартин поморщился, — терпеть этого не могу. Мисс дю Порслейн оставалась с Хольгером, когда он уже изменился. Ты же не хочешь сказать, что он убил ее девочку, пока был таким же как ты?

— Я и детей помладше убивал, — Заноза пожал плечами. И пока ошеломленный Мартин искал, что сказать, а цвет лица Бераны менялся от кофейно-молочного к зеленовато-серому, продолжил: — Хольгер изменился, все правильно. Но это происходило постепенно. Незаметно. И мисс дю Порслейн так же незаметно привыкала к переменам. Для нее Хольгер оставался таким же, каким был в самом начале. Защитником. И учителем. И он ее правда защищал. А еще… ратуна нельзя не любить. Нельзя ему не верить. И нельзя от него уйти.