Ничего не изменить - [42]

– Товарищ комиссар абсолютно прав: вирус мутирует даже в умершем организме, паразитирует на мертвых тканях и клетках, а при прямом попадании в пищеварительную систему полностью поражает мозг. – доктор снова прикрыл рукой рот – Пигментация сразу же нарушается, что приводит с побелению тканей, волос, ногтей и пигментов зрачков.

– Я видел их… одного пришлось убить – упершись взглядом в стену, Виктор нахмурился.

– Народный совет решил взорвать подходы и ввести карантин, приказ обороне открывать огонь на поражение по любым лицам с сходными признаками – военный наклонился над столом – Выбора у нас не было, Виктор. Но убийца Симонова будет наказан, мы уже выяснили все.

– Мы не помощники Харитонова и не знали про пуск. Он вышел на связь в Эстонии и направил нас сюда, а Слава не знал… – слабым голосом начал моряк.

– Это мальчик, Виктор Михайлович. Подросток. Его семья погибла от вируса, помогая выжившим, а когда весь город узнал о том, что сделал экипаж лодки «Устюг» – снова прикрыв рот, доктор сделал паузу – Харитонов был казнен на площади. Люди… люди казнили. Он дал признательные показания сразу, как и все члены экипажа, осознавал свою вину.

– Для многих здесь, Смутьянов, это хуже смерти – офицер наклонился прямо к самому уху старика – Эта мразь убила тысячи человек только здесь, в Кронштадте, и каждый из выживших готов за эту фамилию голыми руками растерзать.

– Парень подумал, что вы – часть экипажа «Устюга» или относитесь к ним. Импульсивный срыв, нажал на курок прежде, чем подумал – доктор покачал головой – Нам правда жаль, Виктор Михайлович. Мы знали о Вас по допросам, но не ожидали увидеть вас живыми. Тем более, нам было известно, что вы никаким образом не связаны с пусками ракет. Вы, как единственный друг товарища Смутьянова, имеете право присутствовать на похоронах и взять вещи покойного. Похороны завтра в час дня, на Тулонской аллее, тут рядом.

Виктор ошеломленно сидел у стола, лишь нервно впиваясь пальцами в колени. Вот как все случилось. Теперь ему стало все окончательно понятно – они попали не в то время и не в то место. Что было бы, реши они остаться на берегу? Возможно, долгая и мучительная смерть от голода, холода и лучевой болезни. Или быстрая смерть от пули, прекращающая все мучения. Лишь одно мучило моряка: столько дней, столько ночей они убегали от смерти, чтобы все закончилось так близко к цели. Вячеслава больше нет и завтра они опустят его в последний путь по воде, хотя он меньше всего заслуживал этого. Гибель от руки мальчишки, который так же был обкраден смертью и не смог этого сдержать. Дозорный стал их ключом в город, дорогой для них и, возможно, еще множества выживших, которые могут идти к острову. Путь безопасен и он полит кровью его товарища. Виктор закрыл лицо руками.

– Виктор Михайлович? – доктор осторожно тронул его за плечо – Виктор Михайлович, Вам не хорошо?

– Нет, спасибо, мне уже лучше – шкипер встал – Я могу побыть один?

– Конечно, товарищ Смутьянов: мы обеспечим Вас жильем и кое-каким довольствием, но сегодня придется остаться в госпитале. Ещё раз выражаем Вам соболезнования – военный встал и поправил китель – У Вас есть еще какие-то вопросы?

– Да – шкипер тоже встал и посмотрел на офицера – Когда вы знаете, что путь безопасен и заразы нет, то можете добраться до берега. С нами был третий человек – жена пограничника, Наталья, она на лодочной станции Большой Ижоры, в доме сторожа. Мы не стали ее брать, так как плыли на лодке и это было опасно. Вы выделите транспорт?

– Конечно, организую партию из двух человек завтра утром – комиссар кивнул и снова сел за стол – Доброй ночи, товарищ Смутьянов.

Виктор вышел за доктором и почувствовал как кольнуло сердце – видимо, стареющий организм стал крошиться под постоянным стрессом. Они прошли обратно по длинному коридору и вошли в другое крыло с коричневой плиткой – небольшой склад освещался одной тусклой лампой под потолком, а обеспечивал его матрос. Доктор распорядился выдать шкиперу белье, спальный комплект и матросскую шинель вместо одеяла. Извинившись за занятость, рассказал моряку как добраться до палаты, где он будет размещен и вышел. Получив все необходимое, Виктор как во сне, медленно пошел до временного пристанища. Поднявшись по лестнице, вошел в крыло, поздоровался с дежурившей на посту медсестрой и спросил как ему пройти до нужной палаты. Через десять минут оказался в полной тишине и сел на жесткий матрас, закрыв лицо руками. Моряк беззвучно плакал – все произошедшее навалилось на него снежным комом. Не найдя в себе силы расстелить постель он просто облокотился головой на стопку белья и забылся сном.

Эпилог

Виктор не был символистом. Не было в нем и особо сентиментальных чувств к чему-либо, кроме флота и близких людей. Но сегодня он пошел на склад и выменял у матроса за изоленту большой корабельный андреевский флаг, который тот нашел в каком-то рундуке. И сейчас, когда четверо матросов вместе с ним собирались опустить тонкую тощую фигуру в черные осенние воды Финского залива, он с особенной осторожностью и внимательностью обматывал тело в драгоценный символ всех российских моряков. Постояв немного, он произнес про себя небольшую речь над будущей могилой друга. Простую, не фамильярную, все, что шло от души. Сегодня он отпускал товарища, друга и настоящего моряка по делам и духу, в родную стихию с последний путь. Чуть напрягшись, он и матросы взяли тело и опустили его на беспокойную гладь воды. Течение тут же подхватило желтую доску, заменившую Вячеславу гроб, и понесло вдаль, прочь от этого острова. Все ушли с зябкого осеннего ветра и лишь старый моряк долго смотрел на гладь, пока не перестал отличать бело-синюю точку на черно-серой толще воды. Потом он надел шапку, развернулся и пошел по засыпанной листьями дорожке.