Ничего не изменить - [38]

– Поняла – кивнула Наталья и стала перебирать в руках кончики платка – Вы только возвращайтесь, дяденьки мои хорошие. С добрыми вестями возвращайтесь.

– Постараемся – сказал шкипер и вышел покурить.

Утро ударило холодом. Шкипер стоял в лодке и поднял воротник, после того как Вячеслав подал ему канистру. На секунду закрыв глаза, он попробовал почувствовать соленые влажные брызги на лице. Нет, ничего. Больше нет того восторженного чувства, когда море целует тебя нежным прикосновением морской пыли. Это осталось где-то там, далеко-далеко, в другой жизни. Давно. До войны.

Весла хлестко ударили об воду и лодка стала отдаляться от пристани. Провожая их, Наталья сняла платок и махала им вслед. Светлые волосы развевались на ветру, она улыбалась. Если им все удастся, то они будут спасены. Если их постигнет неудача – вероятнее всего, погибнут. Виктор отвел глаза от берега и сосредоточился на борьбе с стихией – концентрация требовала точечного расчета координат и сил. Если течение их снесет, то вряд ли два старика найдут сил чтобы вернуться. Быть унесенным в море на лодке по осени – почти верная смерть. Тем более – сейчас.

Плыли молча – разговор отнимал силы. Шкипер беспокоился за товарища, потому что рана только зажила, а нагрузка могла нанести вред. Дозорный выглядел бодро, но Виктор все равно беспокоился. Они плыли уже полчаса, корректируя курс, но остров и не думал приближаться. Виктор знал, что осталось немного, а удаленность – обычная морская иллюзия, но с каждым гребком оставалось меньше сил и одолевало уныние. Если бы на весла не налег Симонов, шкипер бы запаниковал – внезапно, за новой волной показался берег. Он приближался и Симонов начал улыбаться, не замечая этого. Моряки подналегли на весла. Толчок. Шкипер аккуратно выпрыгнул на берег из гальки и кинул камень с шкертом. Торопливо, словно по команде, они выгрузили все припасы и костюмы: нужно было срочно одеть химзащиту, хотя дозиметр выдавал норму. На плече костюма дозорного красовалась ярко-зеленая заплатка – вчера её вырезал из резиновой лодки сам Симонов и заплавил зашитый рукав. Надев костюмы и противогазы, помогая друг-другу, моряки взяли вещмешки, канистру и двинулись на берег. Благословенный берег спасительного острова принял их.

Виктор не знал город, а карты не сообщали его устройство: он достал компас из подсумка и указал Вячеславу направление. Они пойдут на восток, пока не найдут людей. Дальше – искать начальство, узнать что произошло и что им делать дальше. Выйдя с косы на асфальт, они двинулись по широкой дороге – видимо, она вела с косы от бастионов в сам город. Камни глухо шуршали под ногами – противогаз лишал возможности нормально слышать, что было не безопасно. Виктор долго думал, брать ли с собой в город оружие и сейчас сжимал одной рукой в подсумке рукоятку. Сегодня нигде нет закона и их не станут судить за желание иметь средства самообороны. Как показал опыт в Нарве – не зря.

Они проходили мимо домов – они были явно пусты, на обочине стоял грузовик, тоже брошенных владельцем. Симонов залез в кабину и развел руками, ничего не найдя. Внутри у шкипера начало холодеть – неужели Кронштадт тоже пал? Они шли вдоль старых деревянных заборов, поднимая облачка пыли от уже высохшей после дождя земли. Справа показался небольшой поселок – Виктор махнул дозорному рукой и они вошли в него. Дома не светили окнами, нигде не было и намека на дым из труб. Зайдя в несколько дворов, они с радостью обнаружили, что те заперты – возможно, хозяева переместились в более безопасное место, но позаботились о сохранности своего имущества. Это давало надежду, а ответы на все вопросы были там – в сердце города.

Пройдя почти двадцать минут, моряки увидели как дорога входит в город – каменные низкие дома, схожие с европейской архитектурой, но более плотные, коренастые, встретили их. Виктор махнул рукой – привал. Сделали замеры – чуть превышают норму. Но не этого боялся шкипер, а смертоносной чумы, которую они видели везде. Какое-то убийственное оружие выкосило сотни тысяч людей, целые города, области, а может и страны. Они видели лишь часть, но это было гигантское количество погибших. На большинстве из них не было внешних повреждений или ран – словно люди решили заснуть, лечь прям на дороге, по пути к спасению. Странные демонизм присутствовал в каждой картине смерти, которую видели моряки. Что-то противоестественное, ирреальное было в такой смерти. В войнах и при массовом геноциде убийцы решают вопрос утилизации тел, зачастую заставляя пленных сжигать их мертвых собратьев. После конфликтов, павших хоронили даже в братских могилах, но никто не оставлял тела в разрушенном городе. Никто не бросал солдат на поле боя гнить. Ведь после них приходили люди, жили в городах, пахали пашню и сеяли хлеб. Здесь было что-то абсолютно бесчеловечное, извращенное и больное, что позволяло лишить жизни множество людей и оставить их в мертвых городах. Словно сама смерть сошла на землю и забрала то, что считало своим по праву. Безразличное уничтожение всего живого – вот что интересовало автора картины пост-апокалиптического мира. Этот мир нужен, но нужен без живых.