Ничего не говори - [6]

«Изоляционный материал» всегда пребывает в неведении. Скорее всего, Скаврон даже не знал, на какую организацию работал.

У Федеральной прокуратуры не было никакой возможности продвинуться в этом деле дальше. Арест Скаврона завел расследование в тупик.

Через час или два, когда я все еще прокручивал в голове все, что мне было известно, в кухню, громко хлюпая носом, вошла Элисон. Глаза ее покраснели от слез.

Она не задержалась у стола и вообще никак не обозначила, что замечает мое присутствие. Просто подошла к полке и достала стакан.

Даже под угрозой нависшей над нами опасности она двигалась грациозно и легко. Элисон тоже было сорок четыре, но она не выглядела на свой возраст. Ее тело было таким же изящным, что и двадцать с чем-то лет назад, когда мы только познакомились. Она по-прежнему держалась идеально прямо, а плечи – у моей жены роскошные плечи, надеюсь, это не очень странно звучит – не уступили гравитации ни миллиметра.

У нее появилось несколько седых волос, но их не было заметно на фоне ее естественного пепельного оттенка. Наблюдая, как мои волосы редеют, а морщины углубляются, я был уверен, что Элисон если и стареет, то едва заметно. А может, я просто этого не замечал. Когда любишь, такое возможно.

Я отнюдь не считаю Элисон образцом совершенства. Она пачками поглощает шоколад и чипсы, хотя с ее метаболизмом и регулярной физической нагрузкой может себе это позволить. Она тайком покуривает на работе, думая, что я ничего не знаю. Она ужасно водит машину.

Назвать нас идеальной парой я тоже не могу, поскольку это явление существует лишь в воображении одиноких людей и производителей поздравительных открыток. Между нами бывают размолвки, но сопровождаются они не шумными скандалами, а яростной тишиной. Мы можем не разговаривать по нескольку дней, и мы оба слишком упрямы, чтобы уступить, независимо от того, с чего началась ссора. Иногда, подавленный этим молчанием, я всерьез начинаю думать, что мы на грани развода.

Но в конце концов один из нас всегда сдается. И если мы что и умеем в жизни, так это потом над этим посмеяться. У нас есть дежурная шутка про то, что Элисон намерена сбежать от меня к Полу Дрессеру – это ее школьный бойфренд, у которого с каждым годом прибавляется денег, дорогих костюмов и любовниц. После нашего примирения она говорит что-нибудь вроде: «Знаешь, личный самолет Пола Дрессера задержали на Мальдивах. Думаю, я еще немного поживу с тобой».

Кроме этого, я могу с уверенностью сказать, что искра влечения, из которой столько лет назад разгорелась моя влюбленность, по-прежнему не угасла. Жена не верит мне, когда я ей это говорю, но я не сомневаюсь: если мне стереть память и привести в комнату, где кроме нее будет еще сотня женщин, я все равно выберу только ее.

Поэтому если я на мгновение и залюбовался ею, когда она открыла кран, чтобы налить в стакан воды, то только потому, что для меня это уже рефлекс.

Элисон повернула голову в мою сторону и спросила:

– Тебе что-нибудь налить?

– Нет, спасибо.

Она невидящим взглядом смотрела на стакан.

– Еще вчера Эмма была здесь, – глухим голосом сказала она, – она так хотела мне помочь, что я разрешила ей встать на стул и вымыть посуду. А я только вытирала. Она казалась такой взрослой.

Стакан выскользнул из пальцев Элисон. Когда он разбился о дно раковины, она уже снова рыдала.

– Ну ты что, ты что, – сказал я, вскакивая со стула и подбегая к ней.

Она не выпрямилась и не повернулась, поэтому мне пришлось наклониться к ней и обнять сзади. Мы на несколько мгновений застыли в этой неудобной позе – мне хотелось, чтобы она почувствовала – я рядом.

– Я просто не могу о них не думать, – произнесла Элисон. – Где они? Что сейчас делают? Им страшно? Их кто-то обидел?

– Я понимаю…

В первый триместр беременности жены в моем мозгу в качестве неожиданного эффекта отцовства образовалась отдельная область, отвечающая исключительно за беспокойство о детях. И даже когда мысли заняты чем-то совсем другим, этот участок не перестает мягко пульсировать.

Сейчас он громко стучал.

– Похоже, у меня по-прежнему шок, – сказала она, – если бы я попыталась осознать это по-настоящему, я бы просто потеряла сознание.

– Ну да, – ответил я.

Пытаясь успокоиться, она делала такие глубокие вдохи, что содрогалось все тело. Я погладил Элисон по спине, надеясь, что от этого ей станет легче.

– Завтра к вечеру все будет кончено, – сказал я, – нам просто надо держаться вместе, делать, что они велят, и тогда все будет хорошо.

– Я знаю, знаю. Если бы не это…

Она не смогла договорить. Я еще какое-то время не выпускал ее из объятий.

– Скотт, если мы их потеряем, я…

– Тсс… Не надо об этом думать. Так ты им все равно не поможешь.

– Я знаю, но…

– Тсс… – повторил я, как будто озвученная мысль могла обрести власть над реальностью.

Мы стояли так до тех пор, пока Элисон не нашла в себе силы от меня отстраниться.

– Прости, – вновь сказала она.

– Тебе не за что передо мной извиняться.

Она шагнула к раковине, чтобы убрать осколки, но я преградил ей путь.

– Я сам все сделаю. Правда. Ты, главное, не волнуйся.

Она на мгновение застыла в нерешительности.

– Хорошо. Думаю, мне лучше лечь в постель.