Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика - [16]

Эта не часто встречающаяся в жизни гремучая смесь была причиной многих бед для советских людей, но она же и помогла одному из главных советских преступников как-то изловчиться и благополучно умереть в Нью-Йорке в 1954 году на посту представителя СССР в Организации Объединенных Наций. Более того, он был с почестями похоронен на Красной площади в Москве. Что было, то было — потом прошел слух, что советский агент по заданию Кремля каким-то образом способствовал внезапной смерти Андрея Януарьевича на чужбине, чтобы тот ненароком не разгласил то, что знал о советских правителях. А знал он слишком многое. Существует также версия, что Вышинский застрелился.

Этот человек был тесно связан с Нюрнбергским процессом, незримо присутствуя на нем с начала до конца. Напомню, что Сталин назначил Вышинского руководителем Правительственной комиссии по Нюрнбергскому процессу и тот вместо того, чтобы сидеть на скамье подсудимых, сидел в Москве и бдительно следил за работой Советской делегации в Международном военном трибунале. Как мне говорили, в самом начале процесса он побывал на заседании суда и, несомненно, дал руководящие указания советским судьям и обвинителям. Какие именно? Нам, рядовым участникам процесса, сие было неизвестно.

Зато достоянием гласности, преимущественно зарубежной, стал тост, произнесенный советским инквизитором 26 ноября 1945 года на приеме, устроенном в его честь главным американским обвинителем Джексоном. На этот прием были приглашены судьи, обвинители и вообще вся руководящая элита Нюрнбергского процесса. Вышинский, как ему и было положено, произнес бесхитростный тост: «Давайте выпьем за подсудимых. Пусть их путь приведет их из зала суда прямо в могилу!»

Прежде чем переводчик успел перевести это зловещее пожелание на английский язык, многие иностранцы, в том числе и судьи, уже успели осушить свои бокалы. Услышав перевод тоста, некоторые из них как бы поперхнулись, считая недопустимым такое явное предвосхищение приговора Трибунала всего лишь через шесть дней после начала его заседаний.

Я в то время еще работала в Берлине, и мне не суждено было встретиться с Вышинским, чему можно только радоваться. Думаю, что если бы встреча Вышинского со своей бывшей соседкой подаче состоялась, то в Нюрнберге скорее всего не было бы синхронного переводчика Татьяны Ступниковой.

Впрочем, довольно об этом коварном и преданном опричнике Сталина. Я напомнила о нем лишь затем, чтобы в полной мере были понятны страдания и страхи законной жены преступника такого типа и ранга, независимо оттого, русский ли он, немец или представитель другой нации.

И я повторяю еще раз, что не все жены власть имущих супругов в нацистской Германии, в Советском Союзе и в других тоталитарных государствах не хотели думать и не думали о совершенных их мужьями преступлениях, не хотели видеть и не видели результатов их деятельности. Капитолина Исидоровна Вышинская своим отношением к преступным деяниям мужа и его жертвам подтверждает, что это не всегда было так или во всяком случае могло быть иначе!

Дочь православного священника, рано потерявшая отца, Капа вышла замуж по любви за студента юридического факультета, живого и остроумного молодого человека. У них родилась дочь Зинаида. Казалось, ничто не предвещало беды, пока Капочкин избранник не увлекся грязным делом, именуемым политикой. Подробности о жизни семьи в начальный период мне неизвестны. Наше знакомство состоялось в тридцатые годы на даче в связи с пропажей любимой кошки, которую искали все без исключения члены семьи Вышинских, искали не только на своем, но и на нашем участке.

Такие поиски неоднократно повторялись каждое лето, так как кошка, ничем не отличаясь от своих сородичей, очень любила гулять сама по себе. Состав «поисковой группы» с годами менялся. Глава семьи перестал обыскивать наш малинник и огород, так как делать это ему становилось всё труд-ней из-за постепенной прибавки живого веса и ввиду постоянного сопровождения его особы отрядом мощных мужчин в штатском, в одинаковых носках зеленого цвета и светло-коричневых полуботинках. Эти люди, надо отдать им должное, как правило, не покидали охраняемый объект, следуя за ним даже туда, куда сам царь пешком ходит. Но на наш участок они почему-то пройти не отваживались и внимательно наблюдали за передвижениями Андрея Януарьевича через забор, благо тогда время высоких каменных оград на загородных участках еще не наступило, как, впрочем, и время кирпичных коттеджей с решетками на окнах. Дачи и заборы были деревянными, и наши участки отделял друг от друга деревянный штакетник, сквозь который прекрасно был виден Генеральный прокурор СССР, двигающийся между картофельным полем и овощными грядками.

В семье Вышинских была еще одна несчастная женщина. Я имею в виду мать Капитолины Исидоровны. Имени и отчества этой весьма энергичной Зининой бабушки, жены священника (не хочется называть ее попадьей), я, к моему великому сожалению, не помню, потому что по малолетству своему называла ее всегда просто бабушкой. Она, всю жизнь прожив или, вернее, промучившись около дочери и внучки, хорошо знала своего коварного зятя, который икон в красный угол вешать не разрешал, так что их, помолившись, приходилось прятать. Но надо отдать должное старушке: она не побоялась вступить с ним в неравный бой безо всякой надежды на победу. В начале страшного 1937 года, когда маховик массовых репрессий был запущен на полный ход, и в последующие годы до самой своей смерти (она, кажется, последовала во время войны) теща называла зятя не иначе как кровопийцей и палачом. Ее дочь боялась мужа и не могла оставить его, страшась мести и гнева, будучи уверена в том, что он способен погубить не только жену, но и собственную дочь. Весь архипелаг ГУЛАГ был в его распоряжении.