Ничего интересного - [67]

— Что не видела тебя все лето, что даже не разговаривала с тобой.

— Ясно. — Я знала, что это еще не все.

— Он сказал, что я должна позвонить ему, если ты приедешь с двумя детьми, — наконец продолжила мама, глядя на меня. — Сказал, что возместит мне все неудобства.

— Ты перезвонила ему?

Она покачала головой:

— Он говорил так сухо и формально… Мне не понравился его тон. Так что нет, я ему не перезвонила.

Вода наконец закипела, и я насыпала макароны.

— Не благодари, — бросила мама.

— Муж Мэдисон, — начала я, — он…

— Я не хочу знать, — перебила она меня.

— Понимаешь, дети, Бесси и Роланд. Тебе нужно знать, они…

— Нет, мне не нужно знать, — сказала она. — Я не буду мешать тебе делать, что хочешь, Лилиан. Я никогда не мешала тебе…

Я фыркнула — теперь пришла моя очередь ее перебить.

— Делай что хочешь, но меня оставь в покое, — через пару секунд сказала мама.

Я посмотрела на нее. Она выглядела такой старой, хотя ей было всего сорок семь, и я знала, что иногда она специально копировала манеры и позы кого-то намного старше, чтобы избежать необходимости делать то, чего ей не хотелось.

Будь я мужчиной, и красивым, она бы не читала, позевывая, журнал о жизни на побережье. Думаю, будь я в принципе кем угодно, кроме ее дочери, она бы вела себя иначе. Но при мне она чувствовала себя старой, потому что я была ее дочерью.

Я помешала макароны, положила сосиски на сковородку.

— Никогда не думала, что увижу тебя с детьми, — сказала мама. — Это на тебя не похоже.

— Да, я тоже не думала.

— Мы очень хотим есть! — крикнул Роланд с чердака.

— Пусть спускаются, — мама указала на стол, встала и наполнила водой четыре пластиковых стаканчика.

— Спускайтесь! — крикнула я.

Наш шаткий дом легко пропустил звук сквозь стены и полы, и дети протопали вниз по лестнице.

— Привет! — сказал Роланд, снова помахав маме, которая взяла свой журнал и подвинула стул к окну.

Я поджарила сосиски, чуть не сожгла их, потому что одновременно сливала макароны, а затем смешала все вместе. Достала и подала тарелки.

— А вы не хотите? — спросил Роланд мою маму.

— Пожалуй, — ответила она и пододвинула стул обратно к столу, попробовала и кивнула: — Вкусно. — Ей всегда нравилось, когда я для нее готовила, неважно что.

— Ты молчишь, — мама ложкой указала на Бесси.

— Я немного устала, — ответила девочка.

— Она милая, — сказала мне мама, не сводя ложки с просиявшей Бесси.

— Мы поехали в путешествие, — объявил Роланд, привлекая внимание моей матери.

— Надолго? — спросила она.

Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как она разговаривала с ребенком? Или вообще с живым человеком?

— Мы не знаем, — пожал плечами Роланд. — Трудно сказать.

— Ненадолго, — обратилась я к столу, без всякого желания что-то есть, гоняя еду по тарелке.

— Мы нигде не остаемся надолго, — призналась Бесси.

— Ну, — сказала мама, — это лучше, чем просто сидеть на одном месте всю жизнь.

— Я так не думаю, — ответила Бесси, теперь уже глядя на меня, словно ждала, что я что-то скажу, но мой разум был где-то далеко, не в этом доме. Такое часто случалось: мое тело находилось здесь, в доме, где я выросла, а разум зависал где-то снаружи, дожидаясь, пока я не пойму, что делать.

После того как дети уснули, я была все еще слишком взвинчена, чтобы делать хоть что-нибудь. Вернувшись сюда, на чердак, я почувствовала, как скатилась по самой большой горке в мире — просто какая-то космическая шутка. Я пыталась вспомнить свою жизнь до этого лета, сколько раз я переезжала, а потом возвращалась обратно. Я была такая умная, а потом, когда все вышло не совсем так, как я надеялась, как будто запихнула свое любопытство глубоко внутрь. Я столько времени потратила зря.

Я брала в библиотеке книги Урсулы Ле Гуин, Грейс Пейли и Карсон МакКаллерс, а потом прятала их, когда кто-то проходил мимо, потому что боялась, как бы меня не спросили, что я читаю. Как будто все подумают, что я хвастаюсь или пытаюсь стать кем-то, кем не являюсь. Иногда я чувствовала себя одичалой, как будто не научилась чему-то важному вовремя и теперь не знала, что делать.

Так я и оказалась здесь, с этими детьми, которые обхватывали меня так крепко, что я едва могла вдохнуть. И вот теперь, когда они были только мои, теперь, когда мы лишились безопасности того дома в поместье, я начала переживать, что дети тоже упустили такую огромную возможность, что они тоже потерялись. Разве не жестоко было притворяться, что я могу для них хоть что-нибудь сделать? Я знала, что когда-нибудь придется их вернуть. И боже, они меня возненавидят. На всю жизнь. Больше, чем свою мать. Даже больше, чем Джаспера. Они возненавидят меня, потому что я дала им надежду, что смогу.

Я спихнула с себя их руки, и дети что-то пробормотали. На моем душном, влажном чердаке они вспотели моментально. Я переставила вентиляторы поближе к детям, а затем спустилась, громко скрипя ступеньками, и на диване в гостиной увидела маму. Она не смотрела телевизор, не читала, вообще ничего не делала. Она даже не выпивала. Она просто смотрела в пустоту.

Вскоре после возвращения домой из «Железных гор» мы стояли у подъезда, мама собиралась отвезти меня в школу. И когда она завела машину, из-под капота вырвался дым, потом раздался ужасный скрип. Задымило еще сильнее. Я побежала к дому набрать воды, а мама тряпками обмотала руку перед тем, как поднять капот. Я выбежала на улицу с кувшином воды, а двигатель уже горел, пламя выросло довольно высоко. И я остановилась в нескольких шагах от мамы, которая просто смотрела на огонь, с тем же выражением на лице, как сейчас. Как будто видела что-то в пламени, какое-то пророчество. А может, стоя над поломанной машиной, видела всю свою жизнь, видела, как дошла до такого.