Ни слова о любви - [106]

Сабина знала: любой ценой нужно выходить из этого чудовищно неловкого положения. Она отстранилась от двери, открыла ее шире и, постаравшись придать своему лицу самое что ни на есть нейтральное выражение, произнесла:

— Борис, познакомься, это моя дочь Ружа. Ружа, это Борис, мой сотрудник.

Девушка окинула его испытующим взглядом. Он, обескураженный ее присутствием, поначалу не мог понять, как себя вести, но быстро сориентировался и загладил неловкий момент широкой улыбкой.

— Ты забыла это в «Афродите». — Переведя взгляд с дочери на мать, он как ни в чем не бывало протянул Сабине ключи, вовсе не принадлежавшие ей. — А ведь они тебе нужны.

Мысленно поблагодарив его за эту вполне удачную уловку, она тут же вошла в предназначенную для нее роль:

— Господи, а я уже испугалась, что где-то их посеяла. Спасибо тебе!

Но Ружа так легко не сдавалась:

— Ты не пригласишь гостя войти?

— Нет-нет, я только зашел отдать ключи и уже бегу. Рад был с тобой познакомиться. Пока! — сказал Борис, после чего развернулся и исчез в темноте.

Сабина с чувством облегчения закрыла дверь.

— Неплохие у тебя сотрудники, — заметила дочь с глуповатой улыбочкой. — Видел бы его Анджей!

Не ожидая ответа, она направилась на поиски ванной, а найдя, оккупировала ее на целых два часа.

Сабина постелила ей в комнате для гостей и отправилась спать, даже не смыв макияжа. Она была вымотана.

Глава 22

Ночью Сабина почти не сомкнула глаз. Присутствие Ружи, спавшей в соседней комнате, пробуждало в ней противоречивые чувства. «Да ведь это моя родная дочь, — силилась она унять пронизывающую тревогу, — я радоваться должна, что она приехала, мы же так долго не виделись». Но обманывать себя она не могла: они уже давно не были близки друг другу, а происшедшие несколько месяцев назад события — скандал с таблоидами и все с этим связанное, — отдалили их друг от друга еще сильнее, и всякая попытка найти общий язык оканчивалась гнетущим фиаско. Вторжение Ружи в ее упорядоченный мирок не могло закончиться ничем, кроме проблем. Впрочем, Сабина и сама не знала, почему появление дочери вызывало в ней такой испуг и лишало ощущения безопасности. Какая из ее жизней была подлинной — та, старая, в которой у нее была семья, или эта, новая, построенная наперекор прошлому?

Темнота, окутывавшая спальню, начала понемногу редеть. Рассвет осторожно проникал сквозь густую завесу ночи. Было пять утра. Сабина, хоть и чувствовала себя так, точно ее сняли с креста, а в глаза швырнули горсть песку, все же решила отправиться на пробежку. Она знала: это прибавит ей энергии, а энергия — единственное, что поможет как-то пережить этот день.

Сабина спустилась вниз. На диване она увидела закутанную в одеяло Ружу: та сидела по-турецки, на ее лицо падал отсвет экрана планшета.

— Тоже не можешь уснуть?

Девушка подняла на нее скептический взгляд.

— У нас еще даже не midnight[77]. Это не мой time to sleep[78].

«Ишь ты — „у нас“! Коренная жительница Нью-Йорка выискалась, — ехидно подумала Сабина, но тут же упрекнула себя за это: — Нет, отставить. Эдак и впрямь между нами будет один сплошной кошмар. Нельзя же цепляться к каждому слову. Надо попытаться общаться доброжелательно. Я во всяком случае попытаюсь, как бы там ни было».

— Не хочешь побегать со мной по пляжу? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно дружественнее, но дочь посмотрела на нее так, словно она только что предложила ей медузу на завтрак. — О’кей, пойду сама, — весело бросила Сабина.

Она решила держаться и не реагировать на раздражающее поведение Ружи. Она, Сабина, все равно будет функционировать нормально и не позволит испортить себе настроение.

Вернувшись, она застала дочь на том же месте и в том же положении.

— Сеть здесь могла бы быть и получше! — рявкнула девчонка. — Два раза у меня прервалась связь.

И это было все, что она хотела сказать.

«Раз, два, три, четыре… — мысленно считала до десяти Сабина. — Легко мне не будет, но я справлюсь», — подбадривала она себя перед битвой, в которую неизбежно должен был превратиться ближайший период времени (да, кстати, насколько долгим он будет, интересно?), пока им предстояло жить вместе.

— Я иду на работу, ты со мной? Покажу тебе пансионат, а ты съешь самый лучший завтрак в своей жизни.

Пребывать в обществе дочери целый день вовсе не было верхом ее желаний, но она изо всех сил старалась воплотить свой план в жизнь и наладить с ней отношения.

— Ты ходишь на работу? Это что-то новенькое, — донеслось с дивана.

Этот парадокс был весьма забавен и, по мнению Сабины, вполне достоин серьезного научного труда: почему дети, сами претендующие на имидж бунтарей, живущих против течения, требуют от родителей, чтобы те вели себя по установленным образцам и вписывались в общепринятые рамки? Ружа, которая разве что во времена своей начальной школы застала Сабину ходившей на работу каждый день, никогда не считала истинным трудом занятие, которому посвящала себя ее мать, ведь писать означало в основном сидеть дома за компьютером. Казалось, девчонка не способна объединить причинно-следственной связью эти два элемента: те часы, которые проводила Сабина, отстукивая пальцами тысячи знаков (и неважно, что иногда она делала это в халате, сидя на диване), и плоды ее деятельности, благодаря которым их уровень жизни был таким, каким он был, и не ниже. Для Ружи все это — их прекрасная квартира в превосходном районе, отдых несколько раз в году в любой точке земного шара, исполнение все новых прихотей, — было просто некоей изначальной данностью. Сабина воспринимала этот факт как один из своих крупнейших провалов в воспитании дочери.