Ни пуха вам, ни пера - [8]

Охота, как вы видите, не какой-нибудь там легкомысленный вздор, не пустячок, а весьма и весьма почтенное дело, особенно для таких граждан, как мы с вами…

Открытие охоты…

Сколько забот, волнений, пока, наконец, все у тебя в порядке: и ружье, и патроны, и одежда, и рюкзак — одним словом, все, что требуется для серьезной добычливой охоты…

А куда ехать?!

А с кем ехать?!

Куда ехать?

Ну, как вы можете сразу решить, куда ехать, если сегодня вам говорят:

— У Борисполя, на озерах, утки этой самой прямо целые тучи! Поверите ли? Как выплывут, покроют озеро, ну, гуще ряски! Одна другую просто душит! Вот вчера только приезжала одна молодка, так она говорила, что ее свекру кум говорил, что его старуха сама слыхала от свахи, а та видела, когда коноплю мочила, что некуда из-за этой самой утки и стебелька конопляного ткнуть! Поедем, а?!

— Поедем! Только у меня патронов маловато!

— А зачем вам много патронов? Ведь там одним патроном в прошлом году по двадцать четыре утки били. Пять патронов — сто двадцать штук. Сплошной селезень, имейте в виду! Увесистая птичка: больше ста двадцати штук не поднимете!

Назавтра вы услышите:

— Куда на открытие?

— Думаю, в Борисполь.

— В Борисполь? Зачем? — Разве по сухому утки плавают?!

— Как по сухому?!

— Да там же все озера повысыхали! Да там всю прошлую весну и лето никто не, слыхал, чтоб хоть одна утка закрякала! Ранней весной прилетело было туда немало стай, но покружились немного — и все в Носовку. Слышали про Носовку?!

— Слыхал.

— Так там же со всего Левобережья утки еще с весны собрались! Стихийной бедствие: все подсолнухи вытоптали. А на лугах из: за гнёзд и трава не выросла; гнездо на гнезде. Траве негде расти. Нет, если ехать, так только в Носовку!

— Ну, поедем в Носовку! И еще через день:

— Здравствуйте! Готовы к открытию?

— Готов.

— В Яготин?

— Нет, в Носовку!

— Как! За лягушками?

— За какими лягушками?

— Да ведь в Носовке одни лягушки! Если уж ехать, чтоб с утками быть, так только в Яготин! Вот там-то утки.

И т. д. и т. п.

С кем ехать?

Ах, горюшко мое!..

Да разве нет среди охотников таких людей, которые любят тихие вечера над озерами, нежный шелест камыша, в чьих ушах крик выпи на болоте звучит, как козловское распрепианиссимо "ля" в сердце мечтательно-грустной блондинки, в чьих сердцах загадочный тихий плеск на озере отзывается трепетными перебоями. Когда то ли под вербами, то ли под копною уже все рассказано и на миг возникает тишина, эту тишину обязательно всколыхнет единодушное, чарующее:

Зоре моя вечiрняя,

Зiйди над водою.

Да разве нет среди этих людей хоть одного, с которым нельзя было бы поехать на открытие охоты?!

…Ну, скажем, поедете вы с Иваном Петровичем.

На зеленом ковре под задумчивой вербой текут воспоминания о знаменитом его гордоне — таких собак теперь не бывает! — который однажды стал на стойку на вальдшнепа в густом орешнике, да так стал, что никакими свистками, никакими гудками его невозможно было снять с этой самой стойки, и пришлось его оставить в лесу, так как настала ночь, а затем обстоятельства заставили Ивана Петровича на другой день утром уехать из того города. Возвратился он только через год, вспомнил о собаке, пошел в лес, разыскал кусты.

— Смотрю: стоит скелет моего гордона, и стоит не просто, а с поднятой лапой! Вот это была собака! Мертвая стойка! Другой такой собаки я в жизни не видывал!

…Ну, если вы поедете с Петром Ивановичем, то он

вам расскажет, что больше любит охотиться на зверя, а птица — это только так, по традиции! Петр Иванович — гончатник… И какая у него есть сука, Флейта, как она гонит! По два месяца, бывало, волка гнала! А поначалу боялась: первый раз как наткнулась на волка, выскочила на просеку "бледная-бледная, как стена"!

— Четырнадцать волков когда-то за мной и Флейтой гналось!

— Ну, Петр Иванович, неужто-таки четырнадцать?!

— Факт! Опросите Флейту! И оба серые!

…Филипп Федорович расскажет вам о близоруком стареньком бухгалтере, страстном охотнике, жертве фантастических выдумок всех участников компании, с которой он всегда охотился.

Вы узнаете о зайце, который после бухгалтерского выстрела со страшным криком "м-мяу" взметнулся на самую верхушку телеграфного столба, а также о том, как перепуганный бухгалтер бросил ружье и, причитая "да воскреснет бог", бежал три километра домой…

— А это, видите ли, я сам напялил на кота заячью шкурку и посадил его возле телеграфного столба, на дороге, по которой должен был идти этот бедняга бухгалтер. Да и это еще не все, — добавил Филипп Федорович. Однажды мы прикололи булавкой к убитому зайцу бумажку с надписью: "За что вы меня убили??!" — и посадили этого зайца под кустом и направили на него близорукого бухгалтера. Он — "бах!". Заяц — кувырк! Подбегает, а там на записке такой заячий упрек. Вот смеху было!

…А разве не посмеялись бы вы над рассказом одного старенького деда о том, как он когда-то, будучи помоложе, не имел ружья, а всегда домой с утками приходил.

— Как же это так?

— А так! Вон там на плесе всегда утки есть. Вот я на островок переплыву да в камышах и спрячусь. Потому знаю, что обязательно кто-нибудь из охотников туда придет то сидячим бить. Вижу подкрадывается, подкрадывается… "Б-бах!" А я в камышах как закричу: "Р-рятуйте!"* Ну, он сейчас драла, потому, думает, убил кого или поранил. А я тогда разденусь, уточек пособираю — и домой…