Ни о чем не жалею - [11]

Взгляд ее остановился на Габриэле, и девочка невольно отпрянула, но вовсе не от страха. Цвета слоновой кости лицо Марианны, когда та повернулась, оказалось в тени.

Зато пышные волосы, в которых играл колеблющийся свет, походили на настоящий нимб, какой Габриэла видела только на картинках в Библии. А изящная алмазная диадема была точь-в-точь как настоящая королевская корона. Девочка застыла в немом восхищении.

— Габриэла! — окликнула девочку королева-святая. — Что ты там делаешь?

Голос у Марианны был негромким и ласковым, а улыбка — такой приветливой и доброй, что Габриэла, скорчившаяся на верхней ступеньке в своей розовой ночной рубашке, едва не ответила ей. В следующий момент она, однако, вспомнила о грозящей ей опасности и умоляющим жестом приложила палец к губам. Если мама узнает, что она здесь сидит, она опять расстроится, и тогда…

— О-о!.. — Марианна мгновенно поняла — или думала, что поняла, — в чем дело. Кивнув мужу, она выпустила его руку и легко и бесшумно поднялась по лестнице к Габриэле.

— Что ты тут делаешь, малышка? — спросила Марианна Маркс, прижимая к себе худенькое и теплое тельце девочки. — Смотришь на гостей?

— Ты такая красивая, Марианна, — прошептала Габриэла, кивнув в ответ на заданный вопрос. — Просто ужасно красивая!..

И она действительно так считала. Женщина, державшая ее в объятиях, была почти полной противоположностью ее матери. Высокая, светловолосая, с большими голубыми глазами, как у Габриэлы. Улыбка, которая, казалось, освещала все вокруг, сияла на ее лице. Девочка видела в ней добрую фею из сказки. Иногда Габриэла всерьез задумывалась о том, почему миссис Марианна не может быть ее мамой. В самом деле, они были так похожи. Марианна была ровесницей Элоизы, но у нее никогда не было детей. Лицо ее часто бывало печальным, когда она думала, что ее никто не видит. Но у Габриэлы, все замечавшей из своего укромного уголка, от жалости сжималось сердце. Однажды она даже выдумала историю о том, что Марианна Маркс на самом деле должна была быть ее мамой, но по ошибке (к которой, несомненно, приложила руку злокозненная Умиранда) Габриэла досталась Элоизе. Впрочем, в историю эту девочка и сама не верила — не могла же Умиранда, в самом деле, быть такой злой; просто ей было очень приятно мечтать о том, что и у нее может быть ласковая, добрая и внимательная мать.

Марианна действительно была очень внимательна и добра к девочке каждый раз, когда им удавалось встретиться. Вот и сейчас, когда она наклонилась и поцеловала Габриэлу, та почувствовала себя совершенно счастливой. От Марианны исходил знакомый, сладковато-терпкий запах парфюма, и, вдыхая его полной грудью, Габриэла снова подумала, что такая женщина просто не может никого наказывать. Даже ее, какой бы плохой и непослушной она ни была…

— Может быть, ты спустишься к нам хотя бы на несколько минут? — предложила Марианна, которой очень хотелось взять девочку на руки. Ее хрупкое сложение, миловидное личико, взгляд широко открытых глаз — все вызывало в Марианне желание любить и защищать это робкое, молчаливое создание. Откуда у нее было такое чувство, Марианна не знала; должно быть, она инстинктивно чувствовала, что Габриэлу есть от кого защищать.

Как жаль, что она не задумалась, не смогла понять эту нежную душу. Как только тонкие, в синих прожилках кисти девочки оказались в ее руках — Марианна снова ощутила это странное притяжение… Казалось, девочка о чем-то молча умоляет ее, но о чем?

— Н-нет, нет, я не могу вниз… мама будет очень сердиться. Я давно должна быть в постели, — пробормотала Габриэла срывающимся шепотом, и в глазах ее промелькнул ужас. Она прекрасно представляла себе, каково будет наказание. Каждый раз, решаясь на свои преступные, с точки зрения Элоизы, вылазки, Габриэла дрожала как осиновый лист. Но в ее жизни было так мало радостей, что она снова и снова пряталась, чтобы подсмотреть чужой праздник. Иногда ее ждала награда, такая, как этот разговор с Марианной.

— Это у тебя настоящая корона? — спросила Габриэла, разглядывая затейливую бриллиантовую диадему, которая делала Марианну похожей на крестную из сказки про Золушку.

Вообще-то Габриэле не разрешалось называть взрослых на «ты»; та же Марианна должна была быть для нее «миссис Маркс» или, на худой конец, «вы», «тетя Марианна», но девочка чувствовала себя с ней настолько спокойно и свободно, что часто сбивалась на фамильярное «ты». Даже наказания, которые налагала на нее мать, не сумели отучить Габриэлу от этой привычки.

— Это называется диадема, — поправила Марианна и бросила быстрый взгляд назад и вниз, где у подножия лестницы ее терпеливо ждал Роберт, облаченный в смокинг и блестящие лаковые туфли. — Когда-то она принадлежала моей бабушке.

— Она была королева? — замирая от восторга, спросила Габриэла, и Марианна не сдержала улыбки. У девочки был такой доверчивый и вместе с тем такой мудрый, знающий вид. Необыкновенно трогательный ребенок.

— Нет. Моя бабушка была чудаковатой пожилой леди из Бостона, но однажды она действительно встречалась с английской королевой и надевала эту штуку. Мне показалось, что она очень идет к этому платью.