«Ни кацапа, ни жида, ни ляха» - [112]
Вполне вероятно, что многие из «националов», влившихся в УПА, просто не имели другого выхода, поскольку, как показывают некоторые свидетельства, просто так уехать из лагеря УПА без согласия о сотрудничестве было сложно[1527]. В самих документах УПА мы найдем подтверждение тому, что национальные отделы из немецких структур перешли в УПА «потому, что не было у них другого выхода». В любом случае, переход национальных групп от немцев к УПА украинские националисты рассматривали как положительное явление, которое может «стать началом практического объединения порабощенных народов Востока против империализмов за свободные национальные государства»[1528].
О том, как в УПА понимался фронт «порабощенных народов», красноречиво говорит ответ главы подраздела УПА капитану чехословацкого отряда, действовавшего на территории Украины, Репкину. В ответ на обвинения в сотрудничестве с немцами командир УПА обвинил Репкина в плохой информированности и предположил, что он советский агент, предложив его отряду влиться в ряды УПА: «В противном случае мы будем считать вас сотрудничающими с империалистической красной партизанкой», – писал командир подразделения УПА[1529]. Для нас здесь важна не действительно имевшая место связь Репкина с советскими партизанами, а ответ деятеля УПА – фронт «порабощенных народов» на территории Украины непременно означал подчинение всех национальных воинских образований, действующих на территории Украины, Главному Командованию УПА, в противном случае, независимое национальное подразделение рассматривалась как враждебное.
Таким образом, ОУН после ІІІ Съезда ОУН-Б стремилась максимально использовать свои старые идеи о совместной борьбе всех «порабощенных» народов против СССР. Украинские националисты рассчитывали, что им удастся привлечь на свою сторону достаточно «националов», недовольных советской властью, чтобы сломить СССР. С этой целью была созвана «І Конференция порабощенных народов Европы и Азии», сформированы национальные отделы в УПА, выпущен ряд листовок, адресованных различным народам. Но в этом направлении своей деятельности украинские националисты потерпели поражение. «Конференция порабощенных народов» имела сугубо пропагандистское значение. УПА оказалась неспособной «проглотить» даже сравнительно небольшое число (по сравнению с тем количеством солдат, которое требовалось, чтобы успешно противостоять Советскому Союзу) неукраинских солдат, что привело к сворачиванию деятельности национальных сотен УПА. Листовки, адресованные неукраинским народам, желаемого эффекта не дали. Поэтому не удивительно, что УПА из «интернациональной» армии, какой она была в 1943-1944 гг., когда доля неукраинцев в некоторых формированиях достигала нескольких десятков процентов, в скором времени превратилась в украинское или даже западноукраинское военное формирование.
3.6. Политическая борьба в ОУН и альтернативы национальной политики
Существовали ли какие либо альтернативы, проводившейся национальной политике ОУН? Существовали ли в ОУН силы, которые выступали за иной курс в национальной политике?
Как мы уже убедились, после раскола организации в 1940 г. различные оппозиционные течения и деятели так или иначе присутствовали в ОУН-Б вплоть до окончания Второй мировой войны. К сожалению, вопрос политической оппозиции в ОУН недостаточно изучен. Из монографических исследований тут можно назвать, пожалуй, только работу В. Дзьобака[1530].
Как уже сообщалось, к осени 1941 г. от ОУН-Б откололась группа влиятельных в прошлом деятелей – И. Митринга, Б. Левицкий, Турчманович, Р. Палидийчук, И Ревак. Можем ли мы заключить, что их позиция по отношению к национальным меньшинствам отличалась от основной линии ОУН-Б того периода? Доподлинно известно, что члены группы Митринги не соглашались с геополитическими приоритетами ОУН Лебедя. Митринга считал, что нельзя чрезмерно полагаться на Германию, поскольку она проиграет войну Советскому Союзу. Поэтому он считал необходимым союз не с Германией, а с западноевропейскими странами (Францией) и «порабощенными» народами СССР для совместной борьбы против СССР. Схожую позицию занимал И. Ревак. Он еще на І октябрьской Конференции ОУН в 1941 г. выступал за открытую пропаганду против немцев. Однако он тогда своими соратниками поддержан не был[1531]. Означает ли это, что Митринга и его сторонники стояли на либеральных, демократических позициях по отношению к национальным меньшинствам? По всей видимости, нет. В начале войны Митринга, Левицкий, Палидийчук были членами центральной походной группы ОУН-Б[1532] и, по крайней мере de facto, должны были разделять установки по отношению к национальным меньшинствам, выраженные в «Борьбе и деятельности». В отношении еврейского населения Митринга также разделял антисемитские стереотипы своих бывших соратников по ОУН-Б. В своей работе «Устройство СССР» Митринга отмечал, что евреи являются основой советского режима. Он также особо подчеркивал, что в 1918-1931 гг. в советской армии было много евреев[1533].
Если допустить, что «Левицкий», выступавший на июльском заседании Головко-Ленкавского, это Б. Левицкий, а Ривак – В. Ревак, тогда тем более очевидно, что лидеры оуновской оппозиции 1941 г. имели те же воззрения на евреев, как и Провод ОУН-Б. Выше уже указывалось, что на «конференции» Левицкий в качестве примера решения еврейского вопроса называл более жестокую политику немцев к евреям в генерал-губернаторстве, а не в собственно Германии, выступал против понятия «полуеврей». Оппозиция ОУН в 1941 г. была вызвана не какими-то разногласиями с руководством ОУН относительно национальных меньшинств, а организационными конфликтами.
