НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36 - [4]

— Если вы решили оставить меня здесь, потому что сами остаетесь, я не возражаю, — сказал он и снова протянул руку, но Таня сделала маленький шаг в сторону, будто ветер отнес ее как лепесток. Рука Мирона Ивановича повисла в воздухе, потом он указал ею на часовню и сказал:

— Что ее стоило снести сто лет назад? Никто бы не возмущался, никто бы не бил в барабаны общественности. Старое должно уступать дорогу.

— Чему?

— Новому.

— Вот этому? — Таня показала на забор, за которым спал подъемный кран.

— Именно. Хотите посмотреть? Там уже вышли на нулевую отметку.

— Нет, не хочу, — сказала девушка. — Мне некогда.

— А я думал, что мы гуляем.

— Это вы гуляете.

— Странно. Самое удивительное свидание, которое было в моей жизни.

— Теперь послушайте меня, — сказала Таня. — А то вы все говорите, а дело не двигается.

— Пожалуйста, — согласился Мирон Иванович. — Пойдемте тогда в сквер. Там лавочки.

— Что вы знаете об этой часовне? — спросила Таня, будто и не слышала приглашения.

— Старая, — сказал Мирон Иванович серьезно, так как вопрос был задан серьезно. — Если что и было, то ничего не осталось. И очень нам мешает.

— Эта часовня, — Таня подошла к ней поближе и дотронулась до обрамления узких окошек, — одно из первых каменных зданий такого рода на севере России. Построена она в четырнадцатом веке. Уже поэтому она уникальна. Это самое старое каменное здание в городе.

— Вы архитектор или историк? — спросил Мирон Иванович.

— Я генетик, — ответила Таня. — Часовню, конечно, перестраивали, но внутренний план и стены, к счастью, полностью сохранились. Зайдите внутрь.

— Нельзя, — сказал Мирон Иванович. — Заперто. Там чужие ботинки лежат. — И он тихо засмеялся.

— Нам с вами не нужны чужие ботинки, — строго возразила девушка. Она подошла к двери, что-то сделала с замком, и дужка его послушно отвалилась. Таня вынула дужку из скобы и отворила дверь. Дверь тяжко заскрипела, и Мирон Иванович вдруг захотел убежать, потому что никогда еще не взламывал дверей.

— Таня! — прошептал он. — Не надо!

— Заходите, — сказала Таня, войдя в сапожную мастерскую и уверенно зажигая свет, как зажигают вернувшись домой.

Часовню пополам разделяла стойка, по эту сторону стояли стулья для тех заказчиков, которые в ожидании срочного ремонта сидят, поджав под себя ноги или поставив носки на газеты, расстеленные на полу. За стойкой были видны два станка, рабочие столы сапожников и во всю заднюю стену — полки с ячейками. В ячейках, выставив носки наружу, стояли парами ботинки и туфли. Мирону Ивановичу приходилось здесь бывать, но только днем, когда заходил починить ботинки. Тогда здесь было шумно, людно, сильно пахло лаком и кожей. Сейчас почему-то даже запахи сапожной мастерской куда-то исчезли.

— Таня, — сказал Мирон Иванович, — там на стройке есть сторож. Он услышит, и будут неприятности.

— Посмотрите на потолок. Видите эти своды? — сказала Таня.

Мирон послушно посмотрел наверх и подумал, что потолок давно пора покрасить. Он в самом деле был сводчатым, и в плавных линиях его была неправильность, будто его не выкладывали из кирпичей, а лепили из глины.

— Таня, — сказал Мирон Иванович, — давайте там, в сквере, поговорим.

При ярком свете лампы Таня была куда менее романтичной, чем в ресторане или на улице. И глаза у нее оказались меньше, чем десять минут назад. И в движениях девушки была какая-то сухость, точность, словно яркий свет сорвал с нее вуаль и ограничил ее в пространстве жесткими линиями. И платье не светилось. Обычное голубое платье.

— Под моими ногами, — сказала Таня, топнув по истертым, крашенным в шоколадный цвет доскам пола, — на глубине полуметра находится настоящий пол часовни. Он представляет собой мозаику. Уникальную мозаику конца четырнадцатого века. Это вам что-нибудь говорит?

— Я ухожу, — сказал Мирон Иванович.

— Сейчас пойдем, не волнуйтесь. Сторож спит. А если снять все эти слои белил и штукатурки со стен, то вы увидите чудесные фрески, повествующие о жизни Николая Мирликийского. А почему именно Николая?

— Ума не приложу, — сказал Мирон Иванович, глядя на голубые стены, покрашенные масляной краской до уровня груди.

— Потому что Николай-угодник — покровитель моряков и путешественников. А эта часовня была знаменита тем, что именно сюда приходили те отважные путешественники, что отправлялись в путь из Великого Гусляра в Сибирь или на Камчатку. Здесь они просили покровительства у святого. Здесь они проводили последние минуты. Неужели у вас не дрогнуло сердце?

Мирон Иванович пошел к двери и, выйдя, вкусил свежий ночной воздух, пропитанный ароматом цветущей липы, закурил, глядя на синее звездное небо. Ему было грустно, потому что лучше бы он поехал на машине вместе с директором завода, посидели бы у него, поговорили. Любая романтика не выдерживает яркого света, сказал он себе. И это очень обидно. Не хватало еще очередной краеведши, которая решила обольстить архитектора ради никчемной часовни.

Он услышал, как Таня запирает часовню.

— Давайте я вас провожу домой, — сказал он скучным голосом.

— Лучше я вас провожу, — ответила Таня так, что Мирон Иванович сразу подчинился и даже обрадовался такому предложению, потому что ему очень хотелось домой, и он уже боялся, что не успеет выспаться перед завтрашней рыбалкой.