Незваный гость. Поединок - [16]
Виднов продолжал уговаривать:
— Есть случаи, когда без рюмки, как без языка...
— Мы не предусматривали никаких случаев, — отрезала Малинина.
— Тем более. Нет правил без исключения. Как вы думаете, Борис Викторович?
Луговой опять промолчал. Любе стало обидно уже не оттого, что Виднов не послушал ее и ловкими ударами ладони в дно бутылки вышибал пробку, а оттого, что ее не поддержал Луговой.
«Это все из-за Меденцевой», — подумала она и отвернулась, чтобы не видеть, как Виднов разливает водку по чашкам, поднимая бутылку на свет и прицеливаясь на нее взглядом.
— Ну, за встречу! — провозгласил Виднов и, выпив, страдальчески сморщился, стал нюхать хлеб, теряя крошки на рыжую и тощую, как у семинариста, бороду.
«Как это все гадко!» — подумала Люба и ушла к себе в палатку.
Луговой ее не остановил.
— Хороша помощница! — воскликнул Виднов, глазами провожая Любу.
— Я доволен.
— Еще бы! У тебя не плохой вкус. Уж ты поверь: я их видел-перевидел. А эта через годок Меденцевой не уступит. Смотри-ка, наливается как! В Жаксы-Тау была совсем девчонка, а тут...
— Виднов, оставьте... Не надо.
— Я же не... я правду говорю. Как ты думаешь?
Виднов быстро хмелел. С лица его уже не сходила улыбка, глаза покраснели, язык заплетался.
«Неужели и я таков?» — испугался Луговой. Он уже почувствовал головокружение и шум в голове. Ему вдруг захотелось смеяться. Но тут же вспомнилась Меденцева, и он посуровел. Все-таки прямо спросить о ней было для него тяжело.
— Значит, не видел директора? — пошел в обход Луговой.
— Нет.
— Он живет на центральной усадьбе?
— Где же ему еще жить? Там и Меденцева поселилась. У директора, брат ты мой, несчастье: жеребец жену его копытом кокнул. Зоотехником была.
— Значит, вдовец? — спросил Луговой, сразу трезвея.
— Выходит, так. Дочка у него, еще — мать. Вот и вся семья. Без бабы живет. Ну, будто бы под твою Меденцеву казанки подбивает. Допьем?
— Наливай!
— Правильно. Пей до дна, еще есть одна...
Люба, слышавшая весь этот разговор, не выдержала и, подбежав к Луговому, из-за его плеча схватила чашку, выплеснула водку.
— Оставьте нас, Люба, — сердито проговорил Луговой. — Пить больше не будем.
Люба, опустив голову, пошла к палатке рабочих.
— Вот как, — промычал Виднов. — Не везет мне сегодня. В совхозе Меденцева отчитала, здесь эта... Эх, Вальки Шелк нет! Забрались бы мы с нею под куст, как зайцы...
Луговой перебил:
— За что отчитала Меденцева?
— А-а! Пустяки... Да что ты все на Меденцеву разговор клонишь? Ну ее к черту! Жива, здорова. Ну и красива, как бес. Таких я не видел еще. Но ты выбрось ее из головы. У нее, брат ты мой, директор ночует, Дубков. Понял?
Все поплыло перед глазами Лугового, перевернулось.
— Не может быть! Ты врешь! — крикнул он и еле сдержал себя, чтобы не ударить Виднова.
— Честное пионерское! Из верных источников и примет. Бутылочки из-под коньяка сам видел под кроватью. Уж насчет этого меня не проведешь...
— А если это клевета? — Луговой вскочил и двинулся на Виднова.
— А если, а если... Да ты поезжай к ней в гости. Может, она сама тебе скажет.
Когда через полчаса Люба вернулась к костру, Виднов уже укладывался на кошме.
— Укрой-ка меня, трезвенница, укрой... Холодно, черт! Замерзну... А завтра координаты мне дашь...
— Какие координаты? — спросила Люба.
— Тех пунктов, которые я должен занивелировать.
Он едва выговорил это длинное слово и сплюнул.
— Посмотрим, — неопределенно ответила Люба и пошла за постелью.
Вернувшись, застала Виднова уже спящим. Подсовывая ему под голову свою подушку, Люба выругалась:
— Стиляга чертов. Алкоголик...
И вдруг заплакала от какой-то смутной обиды, не относящейся ни к кому. Все люди сейчас ей казались не такими, какими они могли и должны были быть.
Смотри на мои пирамиды
— Батенька мой, три месяца как не бывало! Три месяца! А кажется, что только вчера мы с вами отбирали верблюдов в совхозе. Помните, с чабаном ругались? — говорил Санкевич, тряся загорелую дочерна и огрубелую руку Лугового.
— Как же, помню, Валериан Иванович! А потом у чабана кумыс пили, холодный-холодный, — отвечал в тон Санкевичу Луговой.
— Да, да... Будто вчера мы искали Меденцеву! Кстати, ее так вы и не увидели?.. Жаль... Быстро летят дни, молодой человек. Оч-чень быстро...
Санкевич выдохнул воздух, посмотрел вдаль, прищурив глаза. Лицо его погрустнело, но, опять взглянув на Лугового, он повеселел, заулыбался.
— А вы будто еще вытянулись, батенька мой. Метра два есть?
— Что вы! Всего один восемьдесят пять.
— Мало ли! И в плечах — косая сажень, как говорили в добрую старину. Посади вас на коня да копье с мечом дай в руки — Илья Муромец!
Санкевич хлопнул Лугового по крутому плечу, толкнул от себя.
— Нет, право же Илья Муромец!
Они стояли на полынистом бархане, возле только что поставленной пирамиды, эти два человека, почувствовавшие симпатию друг к другу с первого дня знакомства. Во все стороны от них простиралась бугристая степь, с кустами краснотала, с золотистыми плешинами песка, то гладкого, то подернутого на взлобках гофрировкой ряби.
— Сколько кормов пропадает! — воскликнул Санкевич, глядя на пестрое, зеленое море. — Воды бы сюда скорее. Тогда Дубков воспрянул бы. Он, знаете, нравится мне. Государственный ум у этого человека.
