Незнакомец. Шелк и бархат - [62]

Он увидел, как глаза ее по-детски расширились от любопытства и добавил сухо:

— Пойди к остальным в кухню, они все тебе объяснят.

— Так, — сказал Жак, когда она удалилась, — а кто объяснит все это мне?

— Сначала мне необходимо задать несколько вопросов.

Если Жак и нервничал, ему удалось неплохо это скрыть. Он терпеливо отвечал на вопросы Палле — что ему тридцать четыре года, что он известный и очень состоятельный модельер, холост, имеет собственную квартиру на Фридхемсплан. У него есть ключ от ателье, хотя он пользуется им теперь исключительно редко. И вот они вернулись к началу разговора.

— Почему, черт возьми, ты крался по чердаку двадцать минут назад? — спросил Палле, приглаживая рукой свои рыжие вихры.

— Я не крался, просто у меня ботинки на резиновой подошве — если это запрещено законом, то я приношу свои извинения. И в моем присутствии на чердаке нет никакой мистики, которую ты себе вообразил. Я просто прошел через чердак, который соединяет эту часть здания с угловым домом, выходящим на Кунгсхольмсгатан.

— Почему?

— Потому что в том подъезде, в отличие от этого, есть лифт, и потому что у меня временами очень болит колено.

— Лифт? — переспросил Палле с глупым выражением лица. — Ты хочешь сказать, что кто угодно может пройти через чердак из одного подъезда в другой?

— Ну да. Раньше двери, ведущие на чердак, запирались, но теперь, когда дом все равно предназначен на слом, никому нет дела до таких мелочей.

— Ах, вот оно что!

На несколько секунд у Палле почти испортилось настроение — насколько это вообще могло с ним произойти. Интуиция упорно подсказывала ему, что в появлении Жака явно было нечто мистическое, но в этом дурацком доме с множеством соединенных между собой подъездов, кажется, не имело никакого значения, что приходящий снаружи почему-то спускается с крыши.

Приходящий снаружи?

Он вспомнил мокрое поплиновое пальто Гунборг Юнг и дождевик Бие, вспомнил, как Лета Арман поставила в угол мокрый зонтик, хотя она и упомянула, что ехала на такси, он посмотрел на дождевые струи за окном, а затем посмотрел на мягко вьющиеся и абсолютно сухие каштановые волосы модельера, его маркий бежевый пиджак, коричневые замшевые туфли…

— Когда ты расстался с Вероникой Турен? — спросил он сурово.

— Расстался? — рассмеялся Жак. — Она, к счастью, никогда не была моей девушкой.

— Не строй из себя дурака! Когда и где ты расстался с ней вчера вечером… или ночью?

Борода хорошо защищает лицо, однако и она оставляет некоторые части лица открытыми, так что можно увидеть, когда обладатель бороды краснеет или бледнеет. Жак сперва покраснел, а затем его лицо стало серовато-бледным.

— Вероника? Я попрощался с ней здесь в ателье в половине шестого вечера. Сегодня мы договорились поужинать вместе.

— Это будет сложновато.

— Сложновато? — переспросил Жак и вскочил со стула. — Что ты имеешь в виду? Боже мой, что случилось?

Вместо ответа Палле вдруг поднялся — скорее от изумления, чем от обычной вежливости. В дверях салона стояла — он узнал ее с первого взгляда — женщина его мечты. К сожалению, она выглядела такой недоступной, словно сошла с обложки модного журнала. Даже ее плащ являл собой супер-элегантное произведение из голубовато-зеленого водонепроницаемого бархата с отворотами рукавов и капюшоном из зеленого шелка. Этот яркий зеленый цвет выгодно оттенял черные блестящие волосы и огромные синие глаза. Когда она жестом профессиональной манекенщицы сняла плащ и бросила его на табурет у двери, весь ее облик был по-прежнему выдержан в этих двух цветах — синие перчатки, синий костюм и зеленая шелковая блуза до талии с глубоким вырезом. Ее единственным украшением являлся зеленый браслет шириной в десяток сантиметров на левой руке.

В тоне Жака смешались восхищение и раздражение по поводу неожиданного вмешательства в разговор.

— В жизни не встречал женщины, которая умела бы так разодеться в самый обычный будний день, как ты. Мои комплименты! Разрешите представить — Ивонне Карстен, ослепительная манекенщица фирмы. Инспектор криминальной полиции Давидсен.

Однако она словно бы и не заметила присутствия Палле Давидсена. Заученной скользящей походкой она подошла к Жаку, подняла руку и залепила ему звонкую пощечину.

Жак отшатнулся, чуть не упав.

— Ты что? Какая муха тебя укусила? Ты совсем спятила?

— Ты вполне заслужил еще одну, — проговорила Ивонне в бешенстве, словно бы взвешивая эту идею. — Одна — за то, что ты сбежал от меня. А вторая — за то, что ты не открыл мне.

— Не открыл? Да ты сбрендила! Что я должен был тебе открыть?

— Ты… ты… твоя…

Ее пальцы с острыми наманикюренными ногтями хищно изогнулись, словно готовые вцепиться ему в бороду или расцарапать лицо. — Ты будешь отрицать, что ты был здесь… здесь… в ателье… вчера в девять вечера? И что ты наплевал на меня, когда я звонила и колотила в эту идиотскую дверь и кричала?

— Ивонне, — проговорил он испуганно, — утихомирься, ради бога. Мы здесь не одни.

— Да, мы здесь не одни. И вчера ты тоже был не один. Признавайся! Хотя, ты можешь вообще ничего не говорить. Я точно знаю, что она была здесь! Ее чертову шикарную тачку невозможно не узнать. Эта мерзкая придурошная старушонка!