Незнакомец. Шелк и бархат - [34]

Они сидят за кухонным столом под круглой керосиновой лампой, Кристер и Эрланд Хёк — друг против друга, Лаге и Манфред — между ними бок о бок. К этому времени даже Манфред кажется напуганным и подавленным, что же касается мужа Агнес, то он весь вспотел и ему явно не по себе, однако он озлоблен и мрачен не больше, чем обычно. Возможно, он еще не до конца осознал весь ужас происшедшего.

Кристер начинает с несколько неожиданного вопроса:

— Сколько лет вы с Агнес были женаты?

— Э-э… сейчас… скоро будет… в смысле, было бы…

Он рассеян и сбит с толку, но ответ вдруг отчетливо и лаконично раздается с другой стороны стола.

— Десять лет, — говорит Эрланд.

— Д… да-а… — поддакивает Лаге, и тут же внезапно вскипает — Какого черта ты…

— Где вы жили все это время?

— Сначала… сначала в Лённстаде, потом в Гётеборге. Мы переехали туда, когда дядя Агнес передал нам свой магазин.

— Иными словами, вы приехали сюда в отпуск?

— Да. Мы бывали дома так часто, как только могли. Правда, моего отца не очень трогает, навещаем мы его или нет, но мне иногда хочется повидать его — и здесь, на Плоском Холме, нам всегда рады.

Взгляд Кристера обращается на Эрланда.

— Вы знали о том, что Агнес приехала сюда в отпуск, когда вы решили вернуться?

— Нет. Но я надеялся, что она здесь.

— Ты… ты надеялся? — Лаге покраснел от злости, от чего веснушки стали темно-коричневыми. — Что ты имеешь в виду, черт возьми? Чего ты хотел от нее?

— Я хотел вытрясти из нее правду, — сухо отвечает Эрланд. — Кстати, и из тебя тоже.

— Вытрясти! — с негодованием вмешивается Манфред. — Если для этого применяется топор, то я назвал бы это другим словом.

Кристер Вик набивает трубку с почти отсутствующим видом.

— Господин Ульссон считает, что Эрланд Хёк глуп и простоват, не так ли?

— Простоват? Ну уж нет, черт меня подери, он хитер, как лиса. Этакий пройдоха. В том, что касается продажи леса, он умен, как черт. Но меня ему не удалось обвести.

— Как по-вашему, это очень умно — открыто разгуливать с палкой, а на следующий день использовать ее в качестве орудия убийства?

— Не-ет, оно, конечно… Но… но ведь он мог выйти из себя и ударить ее тем, что оказалось под рукой.

— Да, это ваш любимый метод, господин Ульссон. Но если бы я ударил кого-либо моим собственным топориком, я бы, во всяком случае, не оставил его на месте преступления.

Эрланд Хёк чуть заметно улыбается, Манфред и Лаге растерянно мигают, а Кристер резко переходит к выяснению алиби всех троих. Это дает весьма слабые результаты. В общих чертах разговор на эту тему выглядит следующим образом:

— Где находились вы, господин Ульссон, между семью часами, когда Агнес уехала из дому, и десятью, когда Пак нашла ее на дне родника?

— Я гулял. Спустился вниз к лесопилке, побродил по окрестностям.

— Вас кто-нибудь видел?

— Нет, никто. Ведь сегодня воскресенье, народу нигде нет.

— Да. Ко всему прочему шел дождь. Не самая лучшая погода для прогулки.

— Не будешь же весь день сидеть дома только из-за того, что на дворе слегка моросит.

— А ты, Лаге?

— Я тоже бродил по лесу. Не три часа, конечно, но довольно долго. Кстати, обошел вокруг Змеиного Озера.

— Тебя кто-нибудь видел?

— Нет. Я, во всяком случае, не встретил ни души. Но прогулка была замечательная. В лесу во время дождя столько запахов. И потом, можно отключиться от всего и заняться собственными мыслями.

— Ваша очередь, Хёк.

— Я находился в лесу с восьми утра и до десяти вечера с двумя незначительными перерывами. После семи я сидел в небольшом челноке посреди Змеиного Озера, ловил рыбу. Я поймал двух отличных щук, которых собирался отдать Пак. Но Лаге я не видел. К сожалению. Я возвращался домой, когда услышал крики Пак. И… и мы нашли Агнес.

— Так вы не договорились с ней сегодня о встрече?

— Нет.

Одно-единственное маленькое слово. И опять оно расходится с мнением Лаге, потому что тот выпаливает:

— Но Лидия сказала, что вы оба…

Однако спор обрывается, поскольку в этот момент сама Лидия входит в кухню. Ее сопровождают Нина и Бьёрн-Эрик, который, несмотря на свой загар, кажется еще бледнее, чем городская девушка рядом с ним. Но, разумеется, в центре нашего внимания и сочувствия не он, а Лидия.

Эрланд встает и предлагает ей свой стул. Манфред берет ее за руку, и она сжимает его ладонь, словно она поддерживает его, а не наоборот. На ней черное платье, которое она успела надеть в горе и в спешке, да и какой еще цвет она может носить — мать, потерявшая двоих детей? Но она спокойна, в уголках ее глаз не видно слез. Она принадлежит к тому типу людей, которые становятся выше и сильнее, когда на них обрушивается несчастье.

— Как это произошло? — просто спрашивает она, и Кристер Вик рассказывает ей все, что ему известно. Зная ее, не приходится удивляться, что она не начинает бросать обвинения, не делает никаких выводов.

— У Агнес что-то было на уме, — говорит она. — Она очень нервничала и торопилась ехать. Я думала, она подождет, пока кончится дождь, но она сказала, что и так ждала слишком долго, что ей нужно срочно увидеть Эрланда и поговорить с ним.

— Не создалось ли у госпожи Ульссон впечатления, что речь шла о заранее назначенной встрече?