Незнакомец из-за моря - [14]

К ним приближалась миссис Кемп. Белла и Софи ближе к дому прибавили ходу и шли уже ярдах в пятидесяти.

— Не говори отцу, что была в Тренвите, — попросила Демельза. — Ты же помнишь, что он сказал в последний раз.

— Конечно, не скажу, не хочу его расстраивать. Но я не ожидала, что это тебя огорчит.

— Я не расстроена, дорогая. Это... это мутное дело, и мне оно совсем не по душе. Я не могу объяснить тебе ни причины, по которым твой отец и Джордж Уорлегган стали врагами, ни почему пропасть между нами стала такой глубокой. Ты наверняка слышала сплетни...

— Да. Отец и Элизабет Уорлегган в молодости были влюблены друг в друга. Разве это так ужасно?

Демельза, до этого хмуро смотревшая на дочь, рассмеялась.

— Ну, можно сказать, что и нет... Но в каком-то смысле это продолжалось всю жизнь. Понимаешь, с этим ничего не поделать, но...

— А я уверена, всё было совсем не так, как у вас с отцом. Ваши отношения особенные. Мне, наверное, не повезёт встретить человека вроде него, и уж конечно, я никогда не смогу стать похожей на тебя...

Белла Полдарк, тоненькая и темноволосая, подбежала к ним, приплясывая и оживлённо болтая — возле шахты Уил-Лежер они нашли что-то большое, белое и вонючее, похоже, мёртвую рыбу. Она хотела притащить это домой, но миссис Кемп не позволила. Софи Энис, годом моложе, чуть отстала от Беллы, но тоже внесла свой вклад в рассказ. Демельза склонилась над девочками, заговорила с ними, и, воспользовавшись возможностью, незаметно смахнула с глаз влагу. Трудно без эмоций принимать похвалу от детей, а комплименты прямолинейной Клоуэнс ей случалось слышать нечасто. Наконец, к ним присоединилась миссис Кемп, и все вместе пошли домой, Джейн Гимлетт — впереди, чтобы приготовить для девочек чай с печеньем.

Порыв излияний чувств прошел, и Клоуэнс с матерью последовали за остальными в предвкушении чая. Они были одного роста, и дующий в спину ветер ерошил им волосы, как нежные птичьи перышки.

— Но потом тебе позволили беспрепятственно покинуть Тренвит? — спросила Демельза.

— Да, в конце концов мы расстались не так уж плохо. Я оставила ему немного наперстянок.

— Оставила? Ты подарила Джорджу цветы?

— Он не хотел брать. Сказал, пусть завянут на чёртовом полу в проклятом зале, ему всё равно, и тогда я нашла старую вазу, набрала воды и поставила цветы на стол. Какой там огромный стол! Я таких никогда не видела! Думаю, он устоит, даже если весь дом рухнет.

— И он... он позволил?

— Ну, он не мог мне помешать. Проворчал что-то пару раз, как сердитый пёс. Но мне кажется, он только с виду злой — лает, но не кусает.

— Не стоит на это рассчитывать, — сказала Демельза.

— Вот, а после того, как поставила цветы — хотя у меня это пока выходит не так красиво, как у тебя — я очень вежливо пожелала ему хорошего вечера.

— А он зарычал в ответ?

— Нет, только сердито взглянул. А после ещё раз спросил, как меня зовут. Я сказала.

Глава четвёртая

I

Об Уильяме Уиндхаме, первом бароне Гренвиле, говорили, что страсть к Боконноку, поместью в Корнуолле размером в восемь акров, была единственным изъяном в его выдающейся парламентской карьере. Поместье купил Уильям Питт за часть выручки от продажи огромного алмаза, оно перешло к Гренвилю, когда тот женился на Энн Питт, дочери лорда Кэмелфорда.

Гренвиль, строгий человек с аристократическими вкусами, способный делать замечания относительно долга и ответственности многим людям, не исключая королевскую семью, обычно сам пренебрегал долгом, стоило ему оказаться в двухстах пятидесяти милях от Вестминстера, в своём особняке с видом на огромный парк, где его владения простирались, насколько мог охватить самый зоркий взгляд.

Именно здесь, а не в Вестминстере, с ним впервые встретился Джордж Уорлегган. Его представил сэр Кристофер Хокинс, который считал себя другом Джорджа, что не мешало ему наживаться за его счет. Хокинс сообщил его милости, что если тому понадобится еще один человек на приеме в честь победы в Трафальгарской битве, устраиваемом в Боконноке, то подходящим гостем мог бы стать член парламента от Сент-Майкла, лет пять назад получивший звание рыцаря и имеющий немалое влияние в Труро. Джордж удивился, но охотно принял приглашение. Как раз в этот период он понемногу начал выходить из глубокой печали после смерти Элизабет и в нём снова стало разгораться честолюбие.

Никто, даже сам Джордж, не рассчитывал, что за последующие пять лет он так сблизится с лордом Гренвилем — сдружиться с Гренвилем было значительно труднее, чем с принцем Уэльским — но Уорлеггана часто принимали в огромном доме. Время от времени они встречались в Вестминстере, и Гренвиль счёл полезными соседство и поддержку корнуольца. Лишившись спутницы жизни, Джордж почти не принимал гостей, но летом 1809 года устроил в Кардью большой приём, пригласив лорда и леди Гренвиль. Тот отказался, но записку с отказом написал собственноручно.

На следующий год, спустя месяц после ежегодного паломничества Джорджа в Тренвит и почти за месяц до того, как Росс поддался давлению и согласился поехать в Португалию, Гренвиль пригласил Джорджа на приём и обед в своём доме. Именно там Джордж случайно встретился с леди Харриет Картер. За обедом они сидели рядом, и Джордж заинтересовался — отчасти это было физическое влечение, отчасти интерес и любопытство.