Незнакомцы в поезде - [48]

Взгляд его остановился на "люгере", и пистолет показался ему как никогда огромным. Идиотизм со стороны того, кто сделал такую громадину! Он достал собственный маленький револьвер из верхнего ящика. Его перламутровая ручка так красиво сияла! Его короткий и узкий ствол выражал любопытство и готовность к работе, а также сдержанную и мужественную силу. Нельзя забывать, что он собирался оставить "люгер" там, в спальной комнате, потому что это был пистолет Бруно. Впрочем, теперь, похоже, не имеет смысла тащить с собой эту тяжелую штуковину только ради этого. Он действительно не чувствовал теперь никакой враждебности в отношении Бруно, и это показалось ему странным.

Какое-то время Гай был в крайней растерянности. Конечно, надо брать "люгер", ведь в плане стоял "люгер"! И Гай положил "люгер" в карман пальто. Затем взял с письменного стола перчатки. Перчатки были пурпурного цвета, а фланелевый чехол его револьвера — лавандового. Внезапно ему подумалось, что перчатки и чехол пистолета гармонируют друг с другом по цвету и надо взять маленький револьвер, а потому переложил "люгер" из кармана пальто в нижний ящик стола, а револьвер сунул в карман. Он и не проверял, всё ли взял, потому что так часто читал планы Бруно, что чутьем чувствовал: всё обстоит как надо. Затем он налил себе стакан воды, но вылил воду в плющ: он подумал, что чашечка кофе будет ему полезнее, она взбодрит его. Кофе он выпьет на станции в Грейт-Неке.

В поезде его нечаянно толкнули в плечо, и в этот момент, когда его нервы были напряжены до предела и он ждал любого подвоха, у него в голове выстроилась цепочка слов, которые чудом не оказались на языке: "У меня в кармане вовсе не оружие. Я никогда не смотрел на эту штуку как на оружие. Я купил его не потому, что это оружие". И сразу ему стало легче, потому что он знал, что собирается убить этой штукой. Он был такой же, как Бруно. Ему не раз приходила в голову эта мысль, только он трусливо отметал ее. Бруно приготовил для него каждый шаг, и всё пройдет хорошо, потому что у Бруно всё всегда проходило хорошо. Мир устроен для таких, как Бруно.

Когда он вышел из поезда, на улице была изморось, почти мокрый туман. Гай пошел прямо к стоянке автобусов по указанному Бруно маршруту. Через окошко автобуса дул ветер, более прохладный, чем в Нью-Йорке, чувствовалась свежесть загородного воздуха. С освещенной стоянки автобус нырнул в темноту дороги с домами по обеим сторонам. Гай вспомнил, что хотел выпить кофе на станции. Оплошность вызвала у него такое раздражение, что он чуть не вышел из автобуса, чтобы поехать назад. После чашечки кофе он иными глазами смотрел бы на мир. Ведь речь идет о его жизни. Но на остановке "Грант-стрит" он вышел, как заведенный, и ощущение того, что он движется точно по проложенной колее, вернуло ему самообладание.

Он шлепал по мокрой и грязной дороге. Перед ним пробежала девушка, за ней захлопнулась дверь, и этот звук прозвучал мирно и знакомо. Вот фонарный столб, помеченный на всех планах Бруно, и одинокое дерево, а дальше влево темнота и деревья. Вокруг лампы висел маслянистый желто-голубой ореол. К нему медленно приближался автомобиль, свет его фар прыгал на неровностях дороги. Автомобиль поравнялся с ним и поехал дальше.

Назначенный пункт появился перед ним внезапно, словно перед ним поднялся занавес и открыл ему сцену, которая была ему хорошо знакома: белая длинная оштукатуренная стена семи футов в высоту, на фоне которой там и тут чернеют тени свисающих через нее вишневых деревьев, а далее торчит треугольник крыши дома. "Собачьего дома". Гай пересек улицу. До него донесся шум медленных шагов. Он переждал в тени стены, пока фигура не появилась. Это был полисмен. Руки и дубинку он держал за спиной. Гай не почувствовал никакой тревоги. Во всяком случае меньшую, подумал он, чем если бы этот человек был не полицейским. Когда полицейский удалился, Гай прошел еще пятнадцать шагов вдоль стены, подпрыгнул и ухватился за карниз наверху, затем вскарабкался на стену. Почти прямо внизу он увидел бледный силуэт ящика для молочных бутылок: Бруно сказал ему, что это он поставил его к стене. Гай пригнулся, стараясь через ветви вишневых деревьев разглядеть дом. Ему удалось увидеть два из пяти больших окон первого этажа и прямоугольник плавательного бассейна, тянущегося от дома в его сторону. Света не было. Гай спрыгнул.

Теперь ему стало видно шесть ступенек черного хода — их боковые стороны были выкрашены в белый цвет — и неясную пелену крон "собачьего дерева" вокруг всего дома. Как ему и раньше показалось из рисунков Бруно, дом был слишком мал для того, чтобы иметь десять двойных скатов, сделанных, очевидно, потому, что клиенту нравились такие крыши, вот и всё. Он прошел вдоль внутренней стороны стены, пока в испуге не остановился от треска ветки, на которую наступил. "Срежь угол лужайки", — инструктировал Бруно. Вот почему тут хрустнувшая ветка.

Когда он двинулся к дому, шляпа зацепилась за ветку и упала. Он запихнул ее на груди в пальто, после чего опустил руку в карман, где лежал ключ. Когда он успел надеть перчатки? Он задержал дыхание и легкой трусцой направился через лужайку, легкий и проворный, как кошка. "Я уже проделывал это сотни раз, — думал он, — и этот раз — один из сотен". На краю газона он задержался и взглянул на хорошо знакомый гараж, к которому сворачивала дорожка гравия, потом поднялся на шесть ступенек к черному ходу. Тяжелая дверь открылась бесшумно, и он взялся за ручку второй двери. Но другая дверь с йельским замком сразу не поддалась, и Гая охватило подобие растерянности, но тут он приложил усилие побольше и дверь поддалась. С левой стороны он услышал тиканье часов на кухонном столе. Он знал, что там стол, хотя видел только тьму и менее темные очертания предметов — белую большую печь, стол прислуги и кресло по левую сторону, шкафы. Он двинулся по диагонали к лестнице и стал подниматься, отсчитывая ступеньки. "Я предпочел бы, чтобы ты воспользовался главной лестницей, но она вся страшно скрипит". Он шел медленно, тело его было предельно напряжено. Он водил глазами, обходил кадки с растениями, которых в действительности не видел. Внезапная мысль о том, что он похож на больного сомнамбулизмом, зародила в нем панику.