Незнакомцы в поезде - [46]

В холле миссис Маккосленд протянула ему телефонный номер, по которому ему следовало позвонить. Это был вроде бы телефон одной из тетушек Энн. У Гая появилась надежда на то, что Энн может быть занята сегодня вечером.

— Гай, я не вижу, как мне выпутаться из положения, — сказала Энн. Те два человека, с которыми я собираюсь встретиться по просьбе тети Джулии, придут поздно.

— Хорошо.

— И я не смогу увильнуть.

— Ничего, ничего.

— Мне так жаль. Кстати, ты знаешь о том, что не видел меня с субботы?

Гай прикусил губу. Неприязнь к ее заботливому отношению к нему, даже к ее чистому и нежному голосу, которым раньше он так восторгался, — всё это, казалось, свидетельствовало о том, что он ее больше не любит.

— А почему бы тебе не сводить миссис Маккосленд? По-моему, это выглядело бы очень мило.

— Не хочется, Энн.

— А писем больше не было, Гай?

— Нет.

Она уже в третий раз спрашивает его об этом!

— Гай, я люблю тебя. Ты не забывай об этом, ладно?

— Нет, Энн.

Он взбежал к себе, повесил пальто, принял душ, причесался — и дальше делать было нечего. И ему захотелось Энн, ужасно захотелось. Как это он мог подумать такую глупость, будто не хочет ее видеть? Он покопался в карманах в поисках записки миссис Маккосленд с телефонным номером, потом сбежал вниз и поискал на полу холла. Но ее не было — словно кто-то нарочно подобрал ее, чтобы доставить ему неприятное. Он вгляделся в матовое стекло входной двери. Бруно, подумал он, Бруно взял.

Фолкнеры, конечно, знают телефон ее тетушки. Он увидит ее и проведет вечер с ней, даже если ради этого придется терпеть компанию ее тети Джулии. Телефон в Лонг-Айленде звенел и звенел, но никто не подходил. Гай попытался вспомнить фамилию тети, но не смог.

Комната казалась наполненной осязаемым напряженным молчанием. Он оглядел низкие книжные полки, которые соорудил по периметру комнаты, несколько бра с вьющимся по стенам плющом, которые дала ему миссис Маккосленд, пустое плюшевое кресло с настольной лампой рядом с ним, на свои черно-белые наброски над кроватью, названные им "Воображаемый зоопарк", на драпировку, скрывавшую его крошечную кухню. Гай заставил себя подойти к драпировке и отдернуть ее: у него было чувство, будто кто-то поджидает его в комнате, хотя страха он от этого не ощущал. Потом Гай взял газету и стал читать.

Спустя короткое время он уже был в баре и пил вторую порцию мартини. Надо поспать, убеждал он себя, пусть для этого придется выпить в одиночестве, чего он терпеть не мог. Затем он прошел на Таймс-сквер, постригся, а по пути к дому купил молока и пару таблоидов. Написав и отправив письмо матери, он подумал, что надо будет выпить молока, почитать и лечь спать. Если на полу не будет записки с номером телефона Энн. Но, когда он вошел, ее не оказалось.

Около двух ночи Гай встал с постели и походил по комнате. Он был голоден, но есть ему не хотелось. Такой же ночью на прошлой неделе он встал, открыл банку сардин и съел их с ножа. Ночью просыпалась животная свобода, можно было побыть самим собой. Гай вытянул с полки альбом для рисования и стал быстро перелистывать его. Это был его первый нью-йоркский альбом, ему тогда исполнилось всего двадцать два года. Он тогда зарисовывал всё без разбору — здание компании "Крайслер", психиатрическую больницу "Пэйн Уитни", суда на Ист-ривер, рабочих с буровыми молотками, вгрызающихся в скалу. Здесь была серия рисунков зданий "Радио-сити" с заметками на пустых местах, на другой стороне — то же здание с поправками, которые он сделал бы, или совершенно новое здание, основанное на его концепции. Гай быстро захлопнул альбом — потому что альбом был хорош, а теперь Гай сомневался, смог ли бы он сделать так же. "Пальмира" была последним всплеском щедрой и счастливой энергии молодости. Ему хотелось разрыдаться, как не раз бывало с ним за годы после Мириам, но он себя сдерживал до боли в груди, ставшей такой знакомой ему боли. Он лег на кровать, чтобы легче было бороться с болью.

Проснулся Гай, почувствовав в темноте присутствие Бруно, хотя он ничего и не слышал. Он слегка вздрогнул от неожиданности, но не больше, потому что такое явление не оказалось для него сюрпризом. В другие подобные ночи он представлял, как приходит Бруно, и был весьма доволен его воображаемым приходом. Но это действительно Бруно? Гай увидел горящий кончик его сигареты над письменным столом.

— Бруно?

— Привет, — тихо произнес Бруно. — Я воспользовался отмычкой. — В голосе Бруно звучали спокойствие и усталость. — Ты теперь готов?

Гай приподнялся на локте. Конечно, здесь Бруно. Здесь оранжевый огонек его сигареты.

— Да, — ответил Гай, и почувствовал, как его "да" поглотила ночь другая, не такая, как прежние, когда "да" было неслышным, как бы остававшимся в нем. Его ответ разрубил узел в его голове так неожиданно, что ему стало больно. Он сам ждал этого момента, этого ждала и молчавшая комната. И злые существа, обитавшие в этих стенах.

Бруно сел на край постели и скрестил руки на груди.

— Гай, я больше тебя не увижу.

— Согласен.

От Бруно исходил отвратительный запах — смеси сигарет, сладковатого бриолина и перегара, но Гай не отшатнулся. Он ощущал приятное состояние от рассасывания в его голове не поддававшегося распутыванию узла.