Нежный бар - [26]

В шестом классе на уроке естествознания у миссис Уильямс мы должны были подписать контракт, обязывающий нас хорошо учиться. Миссис Уильямс считала это хитрым приемом, который будет нас стимулировать, а мне это показалось смертным приговором. Я детально изучил контракт, жалея, что еще не стал адвокатом, а то бы нашел в нем какую-нибудь неточность, и мне удалось бы выкрутиться. Каждое утро я садился в школьный автобус с таким чувством, будто ехал в исправительно-трудовой лагерь. На пути в школу автобус проезжал дом престарелых. Я прижимал лицо к стеклу и завидовал пожилым людям в креслах-качалках. Они были свободны и могли целый день смотреть телевизор или читать. Когда я поведал об этом маме, она спокойно сказала:

— Садись в машину.

Мы ехали по Манхассету, и мама просила меня перестать волноваться.

— Просто делай все, что можешь, сынок.

— Но как мне узнать, что значит «все, что я могу»?

— Все, что можешь, — значит все, на что ты способен делать в разумных пределах, не надрываясь.

Мама не понимала. Согласно моему черно-белому взгляду на жизнь, делать все, что можешь, было недостаточно. Мне нужно было стать идеальным. Чтобы заботиться о матери, чтобы отправить ее в университет, я должен был исправить ошибки. Ошибки приводили к печальным последствиям — бабушка вышла замуж за дедушку, дедушка не позволил моей маме поступить в университет, мама вышла замуж за отца, — и мы до сих пор за это расплачивались. Мне нужно было исправить старые ошибки и избежать новых, получить идеальные оценки, поступить в идеальный университет, потом в идеальную юридическую школу, а потом засудить моего неидеального отца. Но учиться в школе становилось все труднее, и я не знал, что делать. Если у меня не получится, мама и бабушка разочаруются во мне, и я буду не лучше своего отца, и мама будет петь, плакать и стучать по клавишам калькулятора — об этом я и размышлял, наблюдая, как другие дети играют в мяч на детской площадке.

Как-то вечером мать усадила меня в столовой, а бабушка села рядом.

— Сегодня мне на работу позвонила миссис Уильямс, — начала мама. — Миссис Уильямс говорит, что на переменах ты сидишь на площадке и смотришь в пустоту, а когда она однажды спросила тебя, что ты делаешь, ты ответил, что… беспокоишься.

Бабушка цокнула языком.

— Послушай, — продолжила мама, — когда я чувствую, что начинаю беспокоиться, я просто говорю себе: «Я не буду переживать из-за того, чего еще не произошло», и это меня успокаивает, потому что многие вещи, из-за которых мы переживаем, никогда не случаются. Почему бы тебе не попробовать поступать так же?

Как и миссис Уильямс с ее контрактом, мать думала, что позитивные формулировки будут меня стимулировать. Вместо этого они вводили меня в оцепенение. Я превращал их в заклинание, в мантру и нараспев произносил на детской площадке, пока не впадал в состояние, похожее на транс. Я использовал свою мантру для того, чтобы предотвращать несчастья и отражать натиск беспокойных мыслей. Если я буду продолжать отставать в школе, меня оставят в шестом классе на второй год. Я не буду беспокоиться о том, чего никогда не произойдет. Меня выгонят из школы, и тогда я не смогу заботиться о маме. Я не буду беспокоиться о том, чего никогда не произойдет. Я такой же, как мой отец. Я не буду…

Это помогло. Когда я повторил свою мантру несколько тысяч раз, миссис Уильямс объявила, что пора отдохнуть от многочисленных упражнений. Все дети радостно завопили, и я громче всех.

— Вместо этого, — сказала миссис Уильямс, — мы спланируем ежегодный «Завтрак отца и сына» для шестых классов!

Я умолк.

— Сегодня, — продолжала она, держа в руках лист цветной бумаги и клей, — мы придумаем и сделаем приглашения, которые вы принесете домой после школы и отдадите своим папам. В субботу утром мы приготовим завтрак для пап и прочтем им отрывки из наших школьных работ.

Когда урок закончился, миссис Уильямс попросила меня подойти к ее столу.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего.

— Я видела, какое у тебя было лицо.

— У меня нет отца.

— О! Он… он умер?

— Нет. Хотя может быть. Я не знаю. У меня просто нет отца.

Учительница посмотрела в окно, потом снова повернулась ко мне.

— У тебя есть дядя?

Я нахмурился.

— Брат?

Я подумал о Макграу.

— Кто-нибудь, кто мог бы прийти вместо отца?

Теперь настала моя очередь смотреть в окно.

— Пожалуйста, можно я просто не пойду на этот завтрак?

Миссис Уильямс позвонила моей маме, после чего последовало еще одно собрание в нашей столовой.

— Неужели они настолько глупы? — возмущалась бабушка. — Разве они не знают, какая теперь жизнь?

Мама помешивала молоко в чашке с кофе, я сидел рядом.

— Мне не следовало врать учителям про отца Джей Ара, — сказала она, — но мне не хотелось, чтобы они относились к нему… я не знаю…

— Я могу предложить кое-что, — перебила ее бабушка. — Только не хватайте меня за горло. Может быть, мы попросим дедушку?

— Нет, только не это, — сказал я. — Может быть, мы просто наложим эмбарго на завтрак?

В столовую вошел дедушка. На нем были хлопчатобумажные штаны, все в пятнах, фланелевая рубашка с засохшими кусочками овсяной каши и черные туфли с дырками на пальцах, такими большими, что были видны дырявые носки. Ширинка, как всегда, расстегнута.