Нежный бар - [25]

— Я приду.

10 ЗАПАСНОЙ ЗАЩИТНИК

Тетя Рут сняла свое эмбарго приблизительно в то же время, когда арабы сняли свое. Мне снова было позволено навещать Макграу и двоюродных сестер. После школы я бежал по Пландом-роуд за Макграу, а потом мы неслись на Мемориальное поле играть в салки или к пруду ловить рыбу в безумном восторге оттого, что мы снова вместе. Но через несколько недель случилось нечто намного хуже эмбарго. Это было эмбарго, облава и похищение вместе взятые. Тетя Рут решила переехать с детьми в Аризону. Тетя небрежно сообщила нам новость, когда они с бабушкой пили кофе в кухне. Она сказала, что ее детям лучше будет «на западе». Горы. Синее небо. Там воздух как вино, а зимы похожи на весны.

Я не всегда понимал, почему взрослые совершают те или иные поступки, но даже я знал, что истинной причиной переезда тети Рут в Аризону был дядя Гарри. Мои подозрения подтвердились через несколько дней — бабушка рассказала, что тетя Рут и дядя Гарри собираются помириться и тетя Рут надеется, что смена обстановки заставит дядю Гарри исправиться и стать настоящим отцом и мужем.

Это было похоже на дурной сон. Не успели мы с Макграу порадоваться нашему воссоединению, как его вместе с чемоданами погрузили в тетин фургон и увезли в такие далекие края, которые я даже вообразить себе не мог. Когда тетя Рут выезжала на Пландом-роуд, последнее, что я увидел, был Макграу в шлеме «Метс», который махал мне рукой из окна.

Потеряв Макграу, я еще глубже погрузился в три своих увлечения: бейсбол, подвал и бар — эдакий трехглавый змей. Покидав мяч об стенку гаража, воображая себя Томом Сивером, я спускался в подвал почитать про Маугли или великих людей. («Данте — он восславил Ад!») Потом, положив «Книгу джунглей» и «Минутные биографии» в велосипедную корзинку и повесив бейсбольную перчатку на ручку велосипеда, я ехал к «Диккенсу», выделывая кренделя на велосипеде, чтобы разглядеть, кто входит и кто выходит из бара, с особой тщательностью изучая мужчин. Богатые и бедные, элегантные и оборванные, самые разные мужчины заходили в «Диккенс», и каждый входил туда тяжелой походкой, будто сгибаясь под тяжестью невидимой ноши. Они шли так, как ходил я, когда мой ранец был набит учебниками. Но выходили они оттуда, почти паря.

Через некоторое время я ехал обратно, в сторону поля, где мальчишки каждый день играли в бейсбол. Если игра заканчивалась поздно, обязательно кто-нибудь приходил посмотреть. Сумерки были волшебным временем, когда любители выпить в «Диккенсе» бросали взгляды на циферблат часов, допивали содержимое стаканов и спешили по домам. Выходя из бара, они часто замечали нашу игру, и их захлестывали яркие воспоминания из собственного детства. Коммивояжеры и адвокаты бросали на землю портфели и умоляли дать им разок ударить битой. Я подавал, когда появился один из таких мужчин. Он улыбнулся и засучил рукава. Потом решительно подошел ко мне, как тренер, намеревающийся удалить с поля.

— Какого черта ты тут изображаешь? — сказал он.

— Тома Сивера.

— Почему у тебя написано «Пи Ай» на груди?

Я посмотрел вниз на свою белую футболку, на которой нарисовал «41» несмываемым маркером.

— Сорок один, — пояснил я, — номер Тома Сивера.

— Тут написано «Пи Ай»? Что такое «Пи»? Ты, типа, силен в математике?

— Это «четыре», а это «один». Видите? Том Великолепный.

— Очень приятно с вами познакомиться, Том Великолепный. Меня зовут Пьяный-в-стельку.

Он заявил, что ему нужно «растрясти алкоголь» перед тем, как идти домой к «женушке». Поэтому он будет «запасным защитником». Мальчишки переглянулись.

— Вы разве никогда не слышали про запасного защитника? Запасной защитник стоит у базы и бежит к базе каждый раз, когда бьющий попадает по мячу!

— А что, если никто не ударит по мячу? — осведомился я.

— Ха! — воскликнул он. — Вот нахал! Ты мне нравишься. Просто кидай мяч, Том.

Я подождал, пока запасной защитник приготовится. Потом кинул мяч бьющему, который легким ударом послал его стоящему на третьей базе. Запасной защитник понесся к первой базе — его ноги сводило судорогой, а галстук развевался сзади, как лента, привязанная к антенне машины. Он промахнулся на целую милю, но продолжал бежать. Затем направился ко второй базе. Опять не успел. Побежал к третьей. Мимо. Сколько мы его ни гоняли, запасной защитник не унимался. Он бежал к «дому», запрокинув голову. Потом запнулся и шлепнулся животом на доску, где и остался лежать без движения, пока мы все не собрались вокруг него, как лилипуты вокруг Гулливера. Мы обсуждали, умер он или нет. Наконец он перевернулся на спину и стал хохотать как сумасшедший.

— Да живой я, живой!

Все мальчишки рассмеялись вместе с ним, но громче всех смеялся я. Я был серьезным мальчиком — у меня была серьезная мама, и ситуация у нас была серьезная. Но этот мужчина пришел из «Диккенса». И я не мог дождаться, когда вырасту и стану таким же, как он.

Но вместо этого я стал серьезнее. Вся моя жизнь стала серьезней.

Я рассчитывал, что шестой класс будет проще пареной репы, как и все предыдущие, но по какой-то причине объем заданий удвоился. К тому же все мои одноклассники как один стали умнее меня, и казалось, что они лучше разбираются в жизни. Мой друг Питер заявил, что при поступлении в университет нужно представить список книг, которые ты прочел. Он похвастался, что в его списке пятьдесят книг. Я сказал ему в панике, что не помню всего, что читал. «Тебя, наверное, не возьмут в университет», — протянул Питер. «А в юридическую школу?» — спросил я. Он медленно покачал головой.