Нежный бар - [129]

— Он тебя искал, — сказала она, указывая карандашом в сторону стеклянного кабинета редактора.

— Я был здесь.

— Я искала. Тебя здесь не было.

— Должно быть, я выходил съесть бутерброд.

— Жаль. Он хотел тебя видеть.

Секретарша сделала большие глаза, давая понять, что желание редактора было важным и беспрецедентным.

— Но сейчас его нет. Он уехал на выходные. Ты свободен во вторник?

— Это хорошая новость?

Ее глаза еще больше расширились, она поджала губы и повернула невидимый ключ.

— Это хорошая новость? — повторил я.

Она снова повернула ключ и кинула его через плечо. Потом улыбнулась мне теплой поздравительной улыбкой.

— Меня повысят!

— До вторника, — ответила секретарша.

Как замечательно! Как вовремя! В тот же выходной, что Сидни стала миссис Трастовый Фонд, я стал репортером «Нью-Йорк таймс». Если бы только я оказался за своим столом, когда редактор искал меня! Тогда я бы мог все выходные возвращаться мыслями к этой счастливой сцене, вместо того чтобы вновь и вновь представлять Сидни, идущую по проходу церкви к своему жениху.

Нет, сказал я себе, все будет еще лучше. Предвкушение даже слаще.

Когда я заявил, что меня повысили, в «Пабликанах» как будто снова случился шестой раунд. Мужчины бросали салфетки в воздух и кричали «ура». Они ерошили мне волосы и умоляли дядю Чарли оказать им честь заплатить за первый коктейль новоиспеченного корреспондента. Стив настаивал, что мое повышение связано со статьей про Манхассет, которую он продолжал называть «статьей про „Пабликаны“».

Я решил провести последние выходные в должности копировщика, съездив в гости к университетским друзьям из Нью-Хейвена. Когда я садился на поезд рано утром в субботу, у меня все еще кружилась голова от пирушки в «Пабликанах». Мне было грустно, когда поезд остановился в родном городе Сидни, но с этой грустью я мог справиться. У нас обоих все складывалось прекрасно. Мы шли разными дорогами и одновременно достигли разных мест назначения, каждый своего. Все логично. Что ни случается, все к лучшему. Если бы я страдал по Сидни и все последние три года сражался бы за то, чтобы отвоевать ее у парня из трастового фонда, мне бы не хватило сил стать корреспондентом «Таймс». Но все равно я думал о том, как она, с высокой прической из светлых волос, наверное, хорошо смотрелась в церкви, когда парень из трастового фонда поднял ее вуаль. Я даже представить не мог, насколько болезненнее были бы эти видения, если бы до моего собственного счастливого дня меня не отделяло всего несколько часов.

Перед тем как встретиться со старыми приятелями в Йеле, я навестил своего самого старинного и верного друга — раскидистый вяз. Я сел под деревом со стаканчиком кофе и стал думать о том, какой путь я проделал. Я походил по студенческому городку, останавливаясь у каждой скамейки, у каждого камня, где мучился отчаянием, будучи студентом. Я посетил дворы и переулки, где мы с Сидни смеялись, целовались или строили планы на будущее. Я послушал колокола на башне Харкнесс, пообедал в своем старом книжном магазине-кафе и почувствовал себя более благодарным, более живым, чем в тот день, когда я окончил университет, потому что мой сегодняшний выпуск, переход из копировщика в корреспонденты, был куда большим чудом.

Утром во вторник я предстал перед секретаршей редактора ровно в девять утра. Она сделала мне знак подождать, потом пошла в кабинет редактора. Тот говорил по телефону. Я увидел, как она показала на меня. Редактор улыбнулся и махнул мне рукой: «Проходи, проходи».

Он указал на стул напротив стола. «Международный звонок», — прошептал он, показывая на телефон. Я сел.

Главный редактор программы тренинга был бывшим военным корреспондентом. На его умудренном опытом лице отразились многолетние скитания по миру. Он наполовину облысел, но остатки русых волос по периметру головы были достаточно густыми. Его загорелая лысина казалась шикарной, ей хотелось завидовать. Костюм был сшит на заказ — в Лондоне, без сомнения, — а ботинки на шнурках шоколадно-коричневого цвета явно сделаны вручную в Италии. Кто-то говорил мне, что этот редактор много лет покупает ботинки у одного и того же сапожника. «Интересно, правда ли это?» — подумал я. Еще я слышал о его романе с известной своей распутностью кинозвездой и о его глубоком разочаровании, когда позднее он обнаружил, что грудь у нее искусственная.

Повесив трубку, редактор сложил руки на столе и спросил, как я провел праздничные выходные. Я рассказал ему, что ездил в Йель.

— Я и забыл, что вы из Йеля.

— Да, — подтвердил я.

Он снова улыбнулся. Улыбка почти как у Стива. Я тоже улыбнулся.

— Ну что ж, — начал он. — Как вы, наверное, уже догадались, редакторы тщательно изучили ваши работы — и они потрясающие. Честное слово, некоторые из материалов, которые вы написали для нас, действительно выдающиеся. Поэтому жаль, что у меня нет для вас лучшей новости. Как вы знаете, когда собирается комиссия, чтобы обсудить новичка, некоторые редакторы его поддерживают, некоторые нет. Проводится голосование. Я не имею права сказать, кто как проголосовал и почему. Но боюсь, что по результатам голосования я не могу предложить вам позицию корреспондента.