Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - [43]

– А ты откуда знаешь?

– Да я все время там зависал.

– Такой мелкий? В баре?

– Дядя Чарли с ребятами брали меня на пляж и на игры «Метс», и потом мы с ними тусовались в баре. Они позволяли мне пить пиво, курить и делать ставки на рыбьих боях в задней комнате. Один раз моя рыбка победила.

Джедд улыбнулся изощренности моей лжи.

На южной оконечности Большого Каньона Джедд вывернул руль вправо и съехал с дороги. Вытянул ручник – с тем же хрустом, что издавала его шея.

– Ну, вот неплохое местечко, – сказал он.

– Для чего?

– Чтобы слепить снеговика.

– Как это?

– Как это! Как это и кто это – вот и все, что ты говоришь. Я как будто общаюсь с Джеронимо и его ручной совой! Берешь снежок и катаешь по земле, пока он не станет большим. Ничего сложного.

Очень скоро мы стояли перед семифутовым чучелом из снега. Джедд вставил ему четвертаки вместо глаз, а вместо носа – сосиску из нашего переносного холодильника. Снеговик похож на Джоуи Ди, сказал я. Джедд воткнул «Мальборо» в уголок его рта.

– Может, прикурить? – спросил я.

– Не. Так он не вырастет.

Я присмотрелся к снеговику внимательнее. Солнце отражалось от четвертаков, и глаза у него сверкали. Я подумал, что Джедд – гений. Нет – бог. Какое там первое условие, чтобы стать богом – сделать человека из ничего?

– Давай-ка разобьем лагерь рядом с мистером Фрости, – предложил он.

Джедд завел пикап в кусты. Расстелил рядом с ним покрывало и высыпал на него из мешка болты, колышки и палки. Не прошло и пары минут, как над землей в этом месте поднялась палатка. Внутрь Джедд закинул спальные мешки, подушки и радиоприемник.

– Пора подкрепиться, – сказал он, взглянув на заходящее солнце.

Джедд показал, как собирать хворост, как разводить костер и жарить сосиски на палочках. Мы ели, разложив провизию на пеньке, пока на лес опускалась ночь. Я запил ужин несколькими банками «Доктора Пеппера», а Джедд разделался с целой упаковкой пива «Курз».

– Пиво – потрясающий продукт, – сказал он, держа бутылку у меня перед глазами.

– Питательный. Лечебный. Сразу и напиток и еда.

– Бобо говорит, холодное пиво в жаркий день – достаточная причина отказаться от самоубийства.

– Похоже, этот Бобо – мудрый человек.

После десерта – жаренного на костре зефира, – Джедд научил меня, как заливать пламя и как подвешивать на дерево оставшуюся еду, чтобы ее не учуяли медведи. Он задернул «молнию» на моем спальном мешке, застегнул палатку и включил радио.

– Даже здесь, в этой глуши, – сказал он, – можно слушать разные станции и репортажи с бейсбольных матчей по всей стране.

Сердце у меня заколотилось, когда он стал крутить рукоятку, ловя голоса из Лос-Анджелеса, Денвера и Солт-Лейк-Сити. Я собрался было рассказать ему про Голос, но потом не стал. Вместо этого мы снова заговорили про Манхассет. Я поведал, как Стив угнал полицейскую машину и грозил пересажать весь город и как Уилбур катался на поездах. Некоторых тем, вроде дедова дома, я избегал. Мне не хотелось, чтобы Джедд передумал присоединяться к нашей семье. Посреди моего монолога он громко захрапел. Я забрал радио к себе в спальный мешок. Пользуясь возможностью, я попытался еще поискать Голос – но голосов было слишком много, как и городов. Мне стало одновременно и страшно и смешно. Небо полнится голосами – их там больше, чем звезд, – и как звезды, они вечно парят над нами, даже когда мы их не замечаем.

Джедд разбудил меня на заре и дал чашку кофе – первую в моей жизни. Даже обильно сдобрив его сахаром и сливками, я все равно чувствовал себя настоящим лесным жителем, попивающим крепкий ковбойский кофеек над остатками вчерашнего костра. Джедд поджарил на сковороде яичницу с беконом, а после завтрака сказал, что нам пора возвращаться. Когда мы выехали на шоссе, я оглянулся: подтаявший снеговик стоял сгорбившись, словно расстроенный нашим отъездом.

Мне показалось, что обратный путь занял не больше десяти минут. Стоило нам спуститься в раскаленную пустыню, как у меня в горле встал ком.

– Ненавижу кактусы, – пробурчал я.

– А мне они нравятся, – ответил Джедд. – Знаешь, почему у них такие большие ветки?

– Нет.

Он прикурил «Мальборо».

– Когда кактус начинает клониться на бок, – объяснил он, – то отращивает ветку с другой стороны, чтобы выправиться. Потом, когда он начинает клониться на этот бок, то отращивает ветку напротив. И так далее. Вот почему у них по восемнадцать отростков. Кактусы всегда стараются держаться прямо. Как тут не восхититься этаким стремлением сохранить баланс!

Мне отчаянно хотелось рассказать Джедду про драки в школе, про девочку Хелен, в которую я влюбился, про то, как мальчишки на все лады склоняют мое имя и как никто не хочет со мной общаться или сидеть за ленчем, потому что я новенький и говорю, как член гангстерской семейки Гамбино. Не знаю, почему я не поделился с ним по пути туда или у костра ночью. Может, мне самому не хотелось вспоминать. Может, не хотелось слишком грузить его. Но теперь было уже поздно. Он свернул к нашему каналу.

Я пригласил его зайти, выпить «Курз». Экзамены скоро, последовал ответ. Надо заниматься. Собственно, из-за этого он в ближайшее время не сможет нас навещать. Я поблагодарил Джедда за все, и мы с ним пожали друг другу руки. Он бросил мне кассету Билли Джоэла, помахал и умчался прочь. Не в силах сдвинуться с места, я стоял и смотрел, как его пикап скрывается за поворотом.