Нежные кузины - [10]

Жюльен первым услышал, как подъезжает автомобиль Эдуара. Он встал и пошел в усыпанную гравием аллею — встречать малолитражку. Машина остановилась в туче пыли. Эдуар был в прескверном настроении. Он сильно хлопнул дверцей, а затем быстро и рассеянно поцеловал Жюльена, которого не видел три месяца.

— Как съездили, друг мой? — спросила Аньес.

— Отвратительно, дорогая… Здравствуйте, милые дамы. Здравствуй, Шарль, малыш… С тех пор как у нас похозяйничал Народный фронт, летом по дорогам стало невозможно ездить!

Он снял перчатки и шляпу, долгим поцелуем прильнул к руке Клементины, затем сел возле Аньес, а Шарль налил ему рюмку шерри.

— Ты смог уладить это дело с ипотекой? — спросила Аньес совсем тихо.

Но Пуна услышала. Она всегда все слышала. И пронзительность ее голоса не уступала остроте ее слуха.

— Тетя Аньес, а что такое ипотека?

— Детям этого не понять, дорогая! — бледнея, ответила Аньес приторно-ласковым тоном.

— Это феноменальное дерьмо, черт подери! — воскликнул обедневший дворянин, не подумав о присутствующих.

Он отпил глоток шерри и скорчил гримасу.

— Это что такое? Микстура от кашля?

— Это шерри! — обиделся Шарль.

Аньес осветила всех лучезарной улыбкой. Клементина кашлянула. Шарль налил всем еще по рюмке шерри: пусть видят, что его не так-то просто привести в замешательство.

Месье Лакруа взял чемодан Эдуара и отнес наверх. В коридоре он встретил профессора Гнуса. Профессора едва не застали на месте преступления! За секунду до этого он закончил установку под кроватью Эдуара и Аньес такого же аппарата, какой Жюльен позавчера видел в комнате прислуги.

Ужинали на лужайке, при свечах. Эдуар все еще был сильно не в духе. Он ворчал, что на бирже дела никудышные, что правительство долго не продержится, что эта их паршивая республика, профсоюзы и чертовы оплаченные отпуска окончательно загубят страну. «Впрочем, — рассуждал он, — меньше чем через два месяца у нас будет война с Германией!»

Было очень жарко. Матильда жестоко страдала в своем тесном, как корсет, платье. Груди у нее потели, и это очень мешало ей. Она боялась, что от нее будет пахнуть потом и мадам сделает ей замечание. Поэтому она подавала блюда на вытянутых руках и делала постное лицо, чтобы выглядеть прилично.

— Милая, что с вами? — в конце концов, как всегда сухо, спросила Аньес.

Матильда в смущении уронила соусник.

Глава семнадцатая

В этот вечер все долго не могли заснуть

Жюльен встал из-за стола раньше всех, чтобы написать письмо однокласснику: «Жюлиа влюблена в меня без памяти. Жар ее страсти ужасает меня. Она более не в силах совладать с собой. Чувство превращается у нее в одержимость…»

Жюлиа поднялась к себе в комнату и заперла дверь на ключ. Затем раскрыла тетрадку в розовой обложке и написала: «Четверг, 5 июля. Достаточно будет одного моего слова, чтобы Шарль признался мне в любви, я же люблю его до безумия. Но он жених Клер, а я не могу совершить предательство по отношению к моей кузине. Мое положение ужасно! Если бы у меня хватило мужества, я уехала бы, исчезла, но что это даст? Счастье Шарля будет разбито, как и мое. Не знаю, на что решиться…»

Она не знала также, что писать дальше. Без волнения перечла написанное и закрыла розовую тетрадку.

Облокотившись на детский письменный столик и опершись подбородком на сложенные руки, одна в своей комнате, Пуна тихонько разговаривала с парой голубей, ворковавших в маленькой круглой клетке.

— Я думаю, Жюльен меня больше не любит. Он смотрит только на Жюлиа. Но Жюлиа на него наплевать. Я-то все вижу… Безобразие! Эти мужчины — просто обормоты. Глядеть тошно!

В комнате Клементины граммофон тихо играл танго. В аскетичном интерьере комнаты вещи Клементины, флаконы духов, разные безделушки, создавали изящный беспорядок, поблескивающий хрусталем и серебром.

На комоде светлого дерева стояла большая фотография под стеклом, изображавшая Клементину в объятиях героя-любовника с тонкими нафабренными усиками. Они танцевали на террасе над морем. Вдали виднелся парусник, плывущий по заливу.

Клементина улыбнулась, глядя на фотографию, где парусник вечно бороздил теплые моря.

Аньес сидела перед зеркалом. Каждый вечер она проверяла, как обстоит дело с ее морщинами. Кончиками пальцев растягивала кожу под подбородком, на скулах. Затем накладывала на лицо жирный крем, которому надо было дать впитаться в течение по крайней мере четверти часа. Эдуар, сидя на кровати, расстегивал рубашку. Он смотрел на позвонки Аньес, четко обозначавшиеся под шелком халата, когда она наклонялась к зеркалу.

С нежностью Эдуар вспомнил, что позвонки у Аньес были видны, еще когда она была девушкой. И ребра тоже просматривались под блузкой. В сущности, из-за этого он на ней и женился. Приданого у нее не было, характер был неважный, но костяк был поистине великолепен. А в первую брачную ночь Эдуар с благоговейным волнением обнаружил тысячу потайных уголков, многообразных рельефов, мельчайших неровностей на теле юной супруги. Чуть слышное влекущее потрескивание, которое она издавала в его объятиях, опьяняло его. Утром он проснулся возле Аньес, ощущая боль во всем теле, но более влюбленный, чем когда-либо.