Нежность Аксель - [46]

Он с недовольством рассматривал лес, мелькавший вдоль трассы.

— Поскольку ты во мне не нуждаешься, — добавил он через мгновение, — я вернусь в Лондон после бегов Макассара. А пока что пообещай мне одну вещь: ты не будешь проводить целые дни у изголовья Антонена. Его будут навещать товарищи, и я не хочу, чтобы поползли слухи.

Это был первый случай, когда он вмешался в личную жизнь внучки. Вместо того чтобы напомнить, что она уже взрослая, Аксель предпочла со смехом ответить:

— Я и не знала, что ты реагируешь на слухи, Бен!

— Ты права, мне на них наплевать, я просто неверно выразился. Послушай, я не хочу ни задеть тебя, ни как-то настроить, только… Антонен очень милый парень, но я надеюсь, что ты не планируешь с ним ничего серьезного.

— Почему?

— Ты заслуживаешь лучшего, Аксель.

— Потому что он наездник?

— О боги, нет! Просто у него нет… Он не того масштаба. Это не солидный мужчина, он не для тебя. И потом, такая сделка для него слишком выгодна. Жениться на барышне Монтгомери — он мечтает об этом, и это понятно. Но ты никогда не будешь знать, какая доля на весах его чувств отводится конюшне, будешь сомневаться, и это испортит тебе жизнь.

Сжав зубы, она заставила себя не возражать. То, что Бен только что сказал, она повторяла себе так часто, что в итоге даже порвала с Антоненом. Порой она сожалела об этом, как в тот июньский день, когда уступила желанию снова оказаться в его объятиях, или в Отей в момент его падения, потому что испытанный страх заставил ее поверить, что она его любит.

— Будь спокоен, — тихо сказала она, — я все это знаю и не строю серьезных планов относительно Антонена. Это просто…

— Интрижка? Тем лучше. Делай, что хочешь, ты у меня взрослая.

Утверждение было правдивым лишь наполовину. Конечно, Бенедикт давал ей свободу, начиная с раннего возраста, — из стыдливости, а еще потому, что считал себя слишком старым, чтобы понять девочку-подростка. Но ему все-таки случалось диктовать ей кое-что. Антонен входил в число запретного, как запрещено было садиться на лошадь или отправляться в путешествия. «Нельзя быть тренером скаковых лошадей по совместительству!» — имел он привычку повторять. Аксель, влюбленная в свое дело и готовая принести великие жертвы, безропотно покорилась, тем не менее с годами она не так легко переносила авторитаризм Бена.

Мыслями она была рядом с Антоненом, одиноко лежащим на больничной койке. Да, к нему будут приходить друзья-наездники, огорченные тем, что случилось с ним, и одновременно счастливые, что они не на его месте. И потом, друзья не заменят ни матери, ни жены. Его не согреет ни настоящая нежность, ни любовь, которая утешает и ободряет.

Они ехали по авеню, которая вела к конюшне. Первое, что Аксель увидела, переступив порог, была новая будка, нелепо выглядевшая посреди двора, и лежащая перед ней немецкая овчарка.

— Это еще что такое? — прогремел Бенедикт.

— Думаю, Констан купил собаку, — ответила она.

— Ты шутишь?

— Бен…

Она в упор смотрела на него. Он возмущенно передернул плечами.

— Чудесно, я больше ничего не скажу! Но если эта псина испугает хоть одну лошадь, то окажется в приюте ОЗЖ[6]. Иногда я думаю, не лучше ли будет переехать к Джервису насовсем…

Констан подошел, чтобы открыть дверцу машины, именно в тот момент, когда Аксель звонко рассмеялась.

* * *

Дуглас, обхватив голову руками, сидел за столом кухни в крайне угнетенном состоянии. В Мезон-Лаффите не говорили ни о чем другом, кроме как о несчастном случае с Антоненом, и, выйдя за газетами, он наслушался немало. Люди, которых он знал, те, что имели отношение к миру бегов, намеревались посетить несчастного с цветами и шоколадом.

Дуглас к этому миру больше не принадлежал. Но еще несколько лет назад они делили и скачки, и веселье, и танцы в кабачках, и пирушки, и трудные пробуждения. Антонен был старше его и, не скупясь на советы, помогал юноше дебютировать в скачках. В то время Дуг считал его чуть ли не старшим братом, но так продолжалось до тех пор, пока Антонен не начал строить глазки Аксель. Во время бесцельных прогулок по парку Дуглас не раз видел Антонена, но не подходил к нему.

В номере Paris-Turf его внимание привлекла фотография, запечатлевшая падение в реку. Он сам пережил подобные моменты и сохранил о них ужасные воспоминания. Падать, чувствовать, как в тебе что-то ломается, ожидать «скорую помощь», которая приезжает медленнее, чем нарастает боль…

Дуглас закрыл журнал, чтобы не видеть снимок. Даже если бы по мановению волшебной палочки он имел возможность вновь стать наездником, он бы этого не захотел. Лошади… У него больше не было желания скакать на них, но он так скучал по ним! Парадокс, не оставляющий выбора. Мрачный Этьен тайком наведался к нему накануне, и Дуглас снова увильнул, избегая скандала, потому что не хотел иметь этого типа в числе своих врагов. Нет, все, чего он желал, и желал все более отчаянно, — это выбраться из болота, в котором он завяз. Жить настоящей жизнью, строить планы, видеть будущее и иметь деньги. Не считать Бенедикта несносным, не ждать ни его смерти, ни наследства.

Ты стал плохим. В конечном итоге, этот дурачок Констан прав. Ожидать кончины деда, ревновать и почти что ненавидеть сестру, колоть наркотики скакуну накануне бегов… Ах, как низко он пал!